Недопёсок

Засыпая, она беспокойно ворочалась на высокой кровати с серебряными тарами в изголовье, вздыхала, жалела себя и Наполеона, который бродит сейчас неизвестно где, голодный и одинокий.

Шофер Шамов, укладываясь спать, думал только об одном: что делать с премией — отдать жене или затаить на личные нужды?

«Затаю пятерочку», — решил в конце концов он и на этом заснул, и снилась ему ровная дорога без луж и без колдобин.

На небо набежала глубокая снежная туча, закрыла луну, плащом окутала плечи небесного охотника. И разом смолкли деревенские псы, загремели цепями, укладываясь спать. Только Пальма лаяла долго, пока не погас свет в окнах мериновского дома.

Пальма забралась в конуру, притиснула Наполеона к стенке. От нее исходил такой мощный жар, что Наполеон задохнулся, задергался, не просыпаясь, установил нос свой точно на север и обнаружил щель в стенке конуры. Он приник к ней носом и успокоился. Из щели тянуло холодом, пахло снегом, падающим с неба.

Заснул недопесок Наполеон Третий, и, пожалуй, никогда раньше не спалось ему так спокойно, как в эту ночь во дворе плотника Меринова, под защитой горячей и добродушной Пальмы. Снились ему длинные ряды клеток, Маркиз, крутящий миску, и Сто шестнадцатый, который ничком лежит на дороге.

Пальма спала уютно, похрапывала и посапывала. Ей снилась большая кулебяка, которую испекут, наверно, к празднику.

Большая Вера Меринова

К утру повалил снег, да такой густой, что плотник встал пораньше — расчищать дорожки деревянной лопатой.

Пальма вылезла из конуры и сладко зевнула. За Пальмой появился недопесок и тоже принялся зевать и потягиваться.

— Вишь ты, — засмеялся плотник, — зеваешь! Пригрела Пальма-то? Верунь, выдь на крыльцо, глянь, кого я тебе принес!

На крыльцо вышла дочка плотника Вера, большая девочка, которая училась во втором классе. По росту Вера догоняла своего папашу, а на плечах у нее лежала туго сплетенная коса, потолще корабельного каната.

— Это что за типчик? — спросила Вера, глянув на недопеска. — Папань, ты зачем шутки шутишь?

— Это, Верунь, английский шпицок, — ответил плотник, который, кстати, и дочку свою слегка побаивался, потому что она была строга. — Его дачники бросили, а я пожалел.

— Разве это собака? Смотри, какой хвост, и морда лисья.

— Может быть, это помесь собаки с лисой? — неуверенно рассудил плотник.

— Папань, ты думай, что говоришь. Ну откуда возьмется такая помесь? Лиса эвон где, а собаки — в деревне. Это зверь, а не собака.

Мамаша Меринова Клавдия Ефимовна, обширная, как копна сена, вышла на крыльцо с полотенцем в руках. Как и у Веры, на плечах мамаши лежала коса, куда, правда, тоньше, чем у дочери. Клавдия Ефимовна работала в колхозе счетоводом, а два года назад была с председателем на звероферме, видала и песцов, и черно-бурых лис. Она сразу поняла, кто такой сидит на снегу у конуры.

— Песец, — сказала она. — Он с фермы сбежал.

— Я его вчера у магазина от собак отбил, — хвастливо сказал плотник.

— А что это, интересно, ты делал у магазина? — спросила Клавдия Ефимовна.

— Так, Клав… — замялся плотник. — Сама знаешь, махорки-то надо купить. А где ж ее взять, как если не в магазине?

— Весь двор провонял своим табачищем, — недовольно заметила мамаша Меринова и, присевши на корточки, стала разглядывать недопеска.

— Какой мех красивый, — говорила Вера. — Мам, налей ему щец.

— Нечего зверей прикармливать. Пускай отец сядет на велосипед да отвезет его на ферму.

— Не надо его на ферму, мам, — сказала Вера. — Пускай он у нас поживет. Будет как собачка. Давай мы его пригреем.

— Куда я, Клав, теперь поеду, — поддержал Веру плотник. — Разве я проеду по такому снегу? К тому же задняя ось, похоже, треснула.

— У тебя я знаю, где треснуло, — сказала мамаша Меринова, недовольно поглядевши плотнику в глаза. — Ты скажи-ка лучше, что это ты у магазина делал?

Плотник Меринов смешался, закашлялся, вытащил из-под крыльца какую-то веревку и пошел за калитку, сказавши загадочно:

— Схожу за жердями.

Вчерашние щи

Осторожно по шерсти попробовала Вера погладить недопеска. Он сжался и, насупившись, поглядел куда-то за забор. Легкие прикосновения человеческой руки удивили Наполеона, но ничего страшного в этом не было, и вдруг теплая приятная дрожь пробежала по спине.

А Веру удивляло, какой у него чуткий мех. Он струился, шевелился под пальцами, был живым и даже на ощупь серебристым. Вере очень хотелось провести пальцем вдоль белой полоски, рассекающей нос недопеска, но она не решилась.

— Мам, принеси щей. Давай мы его прикормим.

Мамаша Меринова погладила Веру по голове и сказала:

— Ты у меня молодец. Животных любишь. Ладно, все равно сегодня новые ставить.

Она сходила в дом и вынесла чугунок тех самых щей, что так вкусно пахли вчера. Эх, были в запасе у мамаши Мериновой бараньи вареные мослы, но не сумела она их оторвать от сердца!

Пальме налили в миску, а недопеску разыскала Вера бывшую сковородку с обломанной ручкой, накрошила в щи хлеба.

Пальма завиляла хвостом, подошла к своей миске и весело ударила по щам языком.

— Хлебай, хлебай, не робей, — подталкивала Вера Наполеона.