Недопёсок

Под их крики Наполеона отнесли на пришкольный участок, сунули в пустую кроличью клетку. Ничего более позорного не происходило до сих пор в жизни Наполеона Третьего! Его, песца с императорским именем, гордость директора Некрасова, платинового недопеска, рвущегося на Северный полюс, назвали Сикиморой и сунули в кроличью клетку. Это было падение! О Наполеон!..

— Пускай посидит здесь до завтра, — решил Павел Сергеевич. — С утра позвоним на ферму.

Павел Сергеевич ушел в учительскую, а Белов и Быкодоров устроили вокруг Наполеона настоящую карусель: хохотали и свистели в кулак, лупцевали друг друга портфелями, подкидывали в воздух чужие учебники — в общем, веселились как умели.

Наполеон забился в угол и закрыл глаза.

— Оставьте его в покое! — уговаривал дошкольник. — Он устал.

Но разве мог он остановить эту карусель? Карусель крутится и должна докрутиться до конца.

Дошкольник в ярости сжимал кулаки, чувствовал, что надо принять какое-то решение. Но оно никак не созревало в его голове. Впрочем, дошкольник Серпокрылов был человек с философским складом ума.

— Ладно, — решил он. — Пойду обедать.

В каждом приличном доме имеются мыши

После обеда дошкольник Серпокрылов дома обыкновенно не задерживался и, как правило, прогуливался по деревне. В этот день он решил привычке своей не изменять, а лепешку с творогом, собственноручно испеченную слесарем Серпокрыловым, он есть не стал и попытался засунуть ее в карман. Лепешка, похожая на коричневый таз средних размеров, в карман не влезала.

— Ты куда это лепешку потащил? — спросил уважаемый слесарь, который приходился дошкольнику папашей.

Кстати сказать, слесарь Серпокрылов действительно человек был в деревне многоуважаемый. Его уважали за хорошую работу. Все трактористы в праздничные дни носили слесаря на руках. Уважал его и плотник Меринов, которому слесарь точил стамески, и председатель сельсовета дядя Федя, уважал его старик Карасев, который говорил, что вокруг слесаря имеется колесо цвета увядшей незабудки.

Жил слесарь вдвоем со своим дошкольником, потому что мамаша уехала в город Гомель. Хоть и жили они без матери, обед в доме Серпокрыловых всегда проходил серьезно. Перед обедом отец долго умывался, стонал под рукомойником, а Леша нарезал хлеб и расстанавливал приборы. Слесарь переснимал рубаху, садился к столу, и в тот же миг Леша ухватом выхватывал из печки чугун с кашей, ставил его посередке стола. Обедали они молча. Леша только успевал подбрасывать отцу добавку.

— Так куда же ты лепешку потащил? — спросил слесарь, отодвинув прибор.

— Куда надо, туда и потащил, — ответил дошкольник, ни секунды не теряясь под слесаревым взглядом.

— Лешка, — сказал отец и постучал кулаком по столу, — ты знаешь, что я обычно делаю с такими сыновьями?

— Знаю, — спокойно ответил дошкольник. — Ты их убиваешь.

— То-то же! — сурово сказал отец. — Поллепешки мои.

Дошкольник не стал спорить. Он вытащил лепешку из-за пазухи и разломил ее пополам.

— Бать, у нас мышей нету? — неожиданно спросил дошкольник.

— Как же нету! — удивился слесарь. — Куда ж они денутся? В каждом приличном доме имеются мыши. Если не станет мышей — пиши пропало. А много ль тебе надо?

— Десятка два. Фильку покормить.

— Возьми мышеловку на потолке да поставь за печкой, — только и ответил слесарь, ничуть не удивляясь, что какой-то Филька ест мышей. Слесарь понимал, что его сын зря ловить мышей не станет, а если ловит, значит, Филька мышей заслужил.

Дошкольник достал с потолка три мышеловки, наживил салом и поставил за печкой.

— Ты всех-то не отлавливай, — попросил слесарь. — Оставь пару на развод.

— Два десятка отловлю, а остальных не трону.

Дошкольник надел офицерскую фуражку и вышел из дома. После обеда он имел обыкновение прогуливаться по деревне и этой привычке сроду не изменял.

Слесарь Серпокрылов долго еще, задумавшись, сидел за столом, потом встал, помыл посуду и полил увядший на окне закавказский лимон.

Масло, подлитое в огонь

Вера сбегала домой и принесла Наполеону два бараньих мосла. Мослы были здоровенны. Они имели таинственное сходство с турецкими барабанными палками.

Хороши были мослы, мозговиты, но даже не глянул на них Наполеон.

Устал недопесок Наполеон Третий. Слишком уж много пережил он за сегодняшний день. Болела шея, нарезанная веревкой, поблек-потускнел драгоценный мех, набилась в боярскую шубу мотоциклетная грязь, припорошила сенная труха и песок из барсучьей пещеры. Не имел уже Наполеон царственного вида, увял, как увял закавказский лимон на окошке слесаря Серпокрылова.

Что поделаешь? Ведь если б даже Жар-птице пришлось ночевать в барсучьей норе, бежать от мотоциклистов, кусаться с дворняжками, небось и она потускнела бы. А если б заперли ее в кроличью клетку да сунули б под нос две бараньи барабанные палки, что сказала б тогда она?

«Ну вас всех к черту!» — вот что бы сказала Жар-птица.

— Ешь, Тишенька, ешь, — уговаривала Вера, подсовывая недопеску кости.

Прибежал Коля Калинин, притащил из дому какой-то сушеной ерунды вроде окуней, стал подкидывать в клетку.