Выходя за рамки семейного кризиса, Симона де Бовуар затрагивает куда более глобальные темы. Женские образы иллюстрируют разные аспекты женской судьбы: несмотря на жажду эмансипации и бои своей юности, Николь, слишком поглощенная семейной жизнью, сетует на неосуществленность своих чаяний. Ирен, невеста сына, воплощает новое поколение, которое, желая все примирить, ничего не углубляет. Непринужденность и независимость Маши проистекают из равенства полов в Советском Союзе. Проблема коммуникабельности проходит красной нитью сквозь всю новеллу, исследующую, однако, в основном горечь старения: дряхление тел, отказ от секса, забвение планов, утрата надежд. Задумываясь о возрасте, герои приходят к вопросам о времени, отдавая в финале дань Прусту. Их смятение зачастую придает лирическую, особенно трогательную нотку всем этим размышлениям. Нарастание «недоразумения» ведет к все более глубокому погружению в прошлое и приводит в конечном счете к размышлениям о смысле человеческой жизни: «Страх обуял ее: страх жить куда нестерпимее, чем страх умереть». Вся эта проблематика и все темы тесно взаимосвязаны и переплетены. Маша, гид и переводчица12, чье присутствие вызывает кризис и прозрение, занимает центральное место на этом полотне.
В «Возрасте скромности», заменившем «Недоразумение в Москве», Симона де Бовуар вновь выводит стареющую чету, столкнувшуюся с недоразумением, и воспроизводит, адаптировав их к контексту, многие пассажи первой новеллы. Но она исключает всю советскую линию и пишет на сей раз исключительно с точки зрения женского персонажа, находящегося в кризисе: этот выбор позволяет ей легче включить новый рассказ в «Сломленную». Однако со временем богатство «Недоразумения в Москве» становится все очевиднее и требует самостоятельной публикации этого текста.