Ян рвано оттягивает за волосы, тем самым позволяя себе спуститься поцелуями к шее, оставляя на ней грубые поцелуи, что сводят меня с ума. Непроизвольно с моих губ срывается стон, после которого Ян становится более напористым. Его ладонь медленно поднимается с моего бедра на нежную кожу талии.
Поцелуи в шею сменяются не менее требовательными поцелуями в губы. Я прекрасно понимаю, к чему это все может привести. Понимаю, на не могу сдержаться, когда очередной стон срывается с моих губ.
41
— Прости, — голос звучит непривычно хрипло, отчего меня в одно мгновение окатывает ушатом ледяной воды.
Несмотря на предательскую реакцию тела, помутненное здравомыслие слабо, но протестует. Я не готова.
Замечаю, как Ян сжимает ладони в кулаки и, закрыв глаза, откидывается на спинку дивана, громко выдыхая. Ему сложно снова взять себя под контроль. Кажется, мы вдвоем нехотя совсем потеряли голову.
Занимаю своё прежнее место, предварительно перемотав серию туда, где мы отвлеклись.
Тишина. Никто не решается её разрушить. Стыд за то, что я вытворяла несколько минут назад безустанно душит и заставляет заливаться ярким румянцем. И, то неимоверное удовольствие и наслаждение до сих пор ощущается каждой клеточкой кожи, отчего щеки вовсе пылают огнем.
Сейчас в голове красной лампочкой горело осознание того, что Ян, как ни крути, мой преподаватель. Так ведь вообще нельзя.
Он для меня как непрочитанная книга. Причем, книга-то на латыни, которую сейчас никто даже не изучает. Кроме медиков, к примеру.
Иногда, кажется, что он что-то испытывает ко мне, но, в следующее мгновение, понимаю, что мы невообразимо далеко друг от друга, несмотря на все поцелуи и моменты близости, что у нас были.
Это словно незримая связывающая нас нить, которая не приносит никакого толку. Мы разные настолько, что при каждой попытке сблизится и узнать друг друга получше возвращаемся на несколько шагов назад.
Меня безумно захватывают эмоции, что он мне дарит с каждой нашей встречей: ярость, которую он одним взглядом вызывает во мне, свободу, которую он открывает для меня, страсть, в которой я рискую утонуть.
Он слишком противоречивый, чтобы я могла дать ответ самой себе.
И как мне понять, какой же он настоящий? Без масок и прикрас? Каков его внутренний мир и насколько на самом деле мы далеки?
— Что ты имел в виду, когда разговор зашёл о Люсе? — после окончания серии решаюсь нарушить тишину и задать вопрос, что невыносимо волнует с момента нашей поездки в лифте.
К тому же, затянувшуюся тишину и неловкость однозначно нужно разрушать.
— Ты о чём? — Ян спокойно облокачивается на спинку дивана и закидывает голову, будто потолок разглядывать гораздо интереснее, чем меня.
Почему он так любит играть со мной? Явно же, что понимает, о чем я веду речь, но всё равно заставляет меня
— Не строй из себя дурака — у тебя плохо получается, — заявляю, с вызовом вглядываясь прямо в его глаза.
Он лишь на мгновение отвечает тем же, довольно хмыкает, и снова возвращает взгляд вверх.
Усердно пытаюсь скрыть то, что тело до сих пор пробирают предательские мурашки. Буду играть по его правилам. Пускай думает, что мне абсолютно всё равно.
— Я жду, — проговариваю вызывающе, продолжая в упор смотреть на Яна, который проигнорировал мою прошлую реплику.
— Знаешь, ты забавная, — с ухмылкой говорит он, одаряя меня взглядом своих карих глаз. В них уже привычно читается сарказм. — Минуту назад смущалась, а теперь пытаешься показаться дерзкой и неприступной. Не боишься запутаться в масках, которые сама на себя надеваешь?
Я громко выдыхаю и буквально кожей ощущаю, как нарастает напряжение в комнате. С последних сил пытаюсь не отводить глаз, чтобы не прервать наш зрительный контакт. Если отвернусь — признаю свою слабость. Поражение.
Его взгляд выражает превосходство. И он прав, его слова до невозможного верны. Только я не боюсь запутаться, потому что уже давно не понимаю, какова на самом деле.
Ощущение, будто меня настоящей и вовсе не существует. Есть только обрывки, но не личность.
С детства я для всех была бойкой девчонкой, которая готова подраться с мальчиком за пирожок и совершенно ничего не боялась. Была сильной, как мне казалось. После случая, когда меня избили, появился страх ввязываться в драки и дерзить на каждом шагу. Как бы не пыталась объяснить это и найти себе оправдания — это была самая настоящая трусость. Вероятно, тогда и поняла, что не сильна духом. Вся моя сила заключалась в кулаках, а вот в моральном плане оставалась бессовестно слабой, как бы не пыталась показать обратного.
Ян прав — я самый настоящий ребёнок. Тот что идёт на поводу у собственных чувств и эмоций. Сильные так не делают, они выше этого.
42
— В психологи записался? — начинаю дерзить, потому что не вижу другого выхода: терпеть не могу, когда лезут в душу. — Сам многим отличаешься от меня? Лично я каждый раз вижу перед собой абсолютно разного Яна.