Недосказанность (СИ)

— Не знаю, какая птичка вам принесла на хвостике такую чушь, только этой птичке хвостик надо бы оторвать, — возмущенно выпалила Комиссарова.

Юрий Сергеевич удивленно поднял одну бровь. Нет, она не под дурочку косит, она его за дурачка держит.

— Юлия Макаровна, кровожадности Вам не занимать. Эдак Вы весь наш зоопарк без хвостиков оставите.

— Юрий Сергеевич, не знаю, о чем Вы говорите, только с Зуенком у них два года как все кончилось. Не любит она его.

— Странно, Юлия, а вот он сам и его жена утверждали совершенно обратное, – настала очередь Юрия Сергеевича злиться. — Готово!

— Ах, он и его жена! А Вы уши и развесили! Ну так может Вы тогда и пойдете к…, — Юлия запнулась, поняв, что сейчас ляпнет то, чего не должна. – Спасибо за квалифицированную помощь, Юрий Сергеевич! Мне работать пора. А Вам стоит подумать, кого Вы должны были спросить об этом в первую очередь!

С этими словами Юля похромала вон настолько быстро, насколько могла, оставив врача буквально в парализованном состоянии. Она была очень собой довольна, чего не скажешь о Юре. Если бы кто-то в этот момент зашел в кабинет, он бы обнаружил нашего врача неподвижно смотрящим в одну точку. В его голове, сбивая друг друга, как вольные птицы в клетке бились мысли. Он снова и снова прокручивал в памяти события того злополучного дня, ее поведение до и после, его собственное поведение. Сопоставлял и пытался анализировать. Анализировать выходило плохо. Сходилось не всё. Но сейчас он хотя бы дал себе труд это сделать. А ранее – и не пытался: ревность, обида и боль были достаточными причинами не пытаться. «Хочет ее прикрыть», – размышлял он, но в целом, чем больше думал, чем яснее ему становилось одно: «Ну и дурак». Сторонник доказательной медицины – и не додумался применить подход к собственной жизни. «Может, Юлия и выгораживает свою подругу, но в одном она права: в первую очередь поговорить надо было с Ксенией». Юра обхватил голову руками, виски пульсировали.

====== Глава 7 // Дождь ======

В ночной тишине двое слушали барабанную дробь дождя за окном. Обоим не спалось. Юра пытался выключить мысли, пытался читать, подумал над тем, чтобы спуститься в бар – нет, больше он к виски не притронется. Покоя ему не давало закравшееся еще днем подозрение, что во всей этой истории он повел себя не как взрослый мужчина, а как обиженный мальчик. Почему он раньше не допускал этой мысли? В его восприятии ребенком была она, а он – он ее защищал от невзгод этого мира, но здесь он, похоже, сам был дитем. В юношестве, если его грызли сомнения, он мог довериться матери. Он редко приходил к ней за советом, но когда приходил, та неизменно его выслушивала и что-то да советовала. Она обладала уникальной способностью смотреть на любую ситуацию под миллионом разных углов – невероятно ценное качество. Он так не умел.

Мысль, которую Юра себе разрешил, не отогнал, позволил осесть в голове, ему не нравилась – и нравилась одновременно. Если с Зуёнком у Ксении действительно давно ничего нет, выходило, что она не обманула его, не поигралась с ним, была искренней. С другой стороны – ведь если все так, то в их стремительном отдалении виноват лишь он. Своим поведением он просто оттолкнул ее от себя и разрушил это набиравшее силу доверие к чертям. Еще и в постель чужую полез! Юра одномоментно чувствовал сожаление, горечь, надежду, сомнение, радость, стыд, растерянность. Только она оказалась способна вызвать в нем такую бурю эмоций. «А если все же нет? Если она действительно любит другого? А я тут придумываю себе бог весть знает что». Гордость, которую он раньше принимал за самоуважение, подтачивала нутро. Это показное равнодушие разрушает его изнутри. «Так больше продолжаться не может! Нужно положить этому конец, поговорить с ней!». Он вдруг физически ощутил, сколько времени утекло сквозь пальцы. «Ты же мужчина, не дитя малое!». Обдумает все на свежую голову. Впервые за долгое время Юра почувствовал облегчение. И это облегчение подарило ему долгожданный сон.