Недостаточно худая. Дневник топ-модели

Себ ждал меня в машине, чтобы отвезти в отель. Он сказал: «Видишь, мы справились». Я предпочла оставить это без ответа и не кидаться с нападками. Я сконцентрировалась на том, что сказал мне отец: надо просто использовать этого идиота, чтобы тренировать выдержку. Если Себу было все равно, что кто-то мог посчитать его непрофессионалом, я не могла позволить себе такой роскоши. Я больше никогда в жизни не собиралась опаздывать на показы или иметь что-то общее с типом, подобным ему.

На следующий день, передавая детали и адрес моего последнего показа, агентство также прислало мне электронное письмо от Стефана Янсона. Оно было адресовано всем девушкам, участвующим у него в показе. К каждой из нас он обращался по имени и каждой выражал отдельную благодарность. Он написал, насколько «потрясающими» мы были, и поблагодарил за тот «волшебный» подарок, который мы ему сделали. В письме был постскриптум, адресованный лично мне: «Для Виктуар: Я уверен, что твой отец будет очень гордиться тобой. Я уже вижу, как он представляет тебя на лучших мировых подиумах. У него действительно потрясающая дочь».

В тот день показ должен был состояться на открытом воздухе, прямо на Пьяцца-дель-Дуомо.[16] Франческе удалось достать пропуск для мамы, которая была счастлива впервые оказаться за мной по ту сторону подиума и наблюдать за моим проходом. Это могло бы стать прекрасным финалом недели, которую не могла спасти даже встреча с очаровательным Стефаном, но небеса были против нас: снова, как и практически каждый день с момента моего приезда в Милан, пошел сильный ливень и вокруг стало жутко холодно. Раздевалки были оборудованы под навесами в одном из углов площади, они не отапливались и продувались ветрами насквозь. Во время подготовки к дефиле мне пришлось сильно поспорить с парикмахером, чтобы тот позволил мне остаться в свитере, дабы не окоченеть до смерти. Он отомстил мне тем, что стал с удвоенной силой тянуть мои волосы при расчесывании.

Я должна была выйти в длинном платье коричневатого оттенка с очень глубоким вырезом и туфлях с открытым носком. Подол платья тут же впитал воду, как только соприкоснулся с мокрой землей. К частично накрытому подиуму вел такой же частично накрытый проход, в то время как публика, включая бедную маму, сидела, замерзая, под проливным дождем. Это была сплошная катастрофа, которая осложнялась еще и тем, что я могла запросто запутаться каблуками в своем промокшем подоле и упасть навзничь прямо под прицелами камер итальянского телевидения, расставленных вдоль всего подиума. Папа с энтузиазмом объявил нам по телефону, что он нашел способ посмотреть прямую трансляцию показа в Париже. Да, ему, возможно, будет на что посмотреть.

Среди всего этого не хватало только ураганного ветра, который не заставил себя долго ждать. Мы отправились на подиум вслед за Элизабет Джаггер, открывавшей показ в условиях какого-то климатического апокалипсиса. Я чувствовала, как мокрый подол все сильнее прилипает к моим лодыжкам, и молилась, чтобы он не завернулся винтом вокруг моих ног. Мне показалось, что я проделала какой-то бесконечный путь по скользкому подиуму, а потом быстро вернулась в укрытие. И только тут я заметила, что одна из лямок платья соскочила и я дефилировала на глазах у всех с открытой грудью. Папа наверняка был в восторге!

Перед отлетом в Париж мы заскочили в агентство, чтобы поблагодарить за радушный прием, а заодно попрощаться. Франческа, как всегда, встретила меня очень тепло и показала мне кусочек видеозаписи с последнего показа: можно было невооруженным глазом заметить, как лямка платья соскальзывает и наружу пробивается моя грудь, красиво и дерзко, в отместку холоду и дождю. Ее это рассмешило. «Но это ничего не значит. Ты провела прекрасный показ в экстремальных условиях. И взгляд у тебя был потрясающий. Просто незабываемый взгляд!» Она не знала меня настолько хорошо, чтобы понять, что этот взгляд скрывал под собой только одно – неудержимую ярость.

В самолете по дороге домой мама показала мне фотографии, которые ей удалось сделать: размытые, смазанные, мокрые. «Я была так взволнована. Меня всю трясло от холода, но я не могла сдержать слез. Ты не понимаешь, не так ли? У меня необыкновенная дочь!»

А теперь Париж!

Моя постель, мой Лео, мой Алекс, моя Пушинка, мой папа, моя мама, мой дом – я снова была дома! Какая радость и блаженство! Дела стали налаживаться, и мне стало намного лучше. Теперь все будет по-другому, потому что все они были со мной рядом, а я смогу каждую ночь спать в своей кровати. Нью-Йорк, конечно, был прекрасен, но Париж всегда остается Парижем!