Недостойный

В дальнем конце школы они валят из актового зала. Мистер Спенсер уже пожелал им хорошего лета. Прочел что-то — цитату, стихотворение, которое посчитал вдохновляющим. Мистер Горинг почесывает в затылке, просматривая расписание на день. Он напоминает, что все шкафчики нужно освободить от вещей. В холлах будут стоять корзины для мусора. Пожалуйста, воспользуйтесь ими. Ученики, уважайте свою школу. Не бегайте. Просьба: никакой беготни.

Их отпустили, и они идут по коридору. Некоторые машут мне, проходя мимо моего класса.

— Как дела, мистер С.?

— Хорошего лета, мистер С., не переутомитесь на вечеринках.

Входит Джулия, собирая в хвост свои светлые кудрявые волосы.

Она — первая.

— Последний день в школе, — говорю я.

— Правда? Неужели? — закатывает Джулия глаза.

— Так говорят. Очень печально.

Она кивает.

Я присаживаюсь на стол и перебираю стопку экзаменационных работ, нахожу листки Джулии.

— Итак… — произношу я.

— Итак, послушайте, мистер С. Мне будет не хватать вас этим летом, и я хочу, чтобы вы знали: мне действительно понравились ваши уроки, и я считаю вас замечательным учителем. — Она краснеет. — Поэтому спасибо вам за все. Вы, можно сказать, изменили мою жизнь.

— Спасибо, Джулия. Мне было приятно иметь такую ученицу.

Она смотрит в пол.

Стивен Коннор вваливается в класс — невысокий, грубовато-добродушный, грудь колесом.

— Мистер С.! — восклицает он и протягивает мне руку, маленький бизнесмен. — Как у вас дела, мистер С.? Знаете, я буду скучать по вашим занятиям, честно. Почему вы не преподаете в предпоследнем классе? Обидно. Какого черта я буду делать на следующий год?

Склонив голову набок, он смотрит мне в глаза. Мы обмениваемся рукопожатием. Затем он замечает Джулию.

— Я не помешал?

— Нет, Стив, — хихикает Джулия.

В класс вбегает Мазин, худенький, улыбающийся иорданец, и обнимает меня.

— Старина, мистер С. Старина. Нам что, повеситься этим летом? Ведь мне будет так не хватать ваших уроков, приятель. Но вы придете ко мне на вечеринку, правда? Вы получили приглашение?

— Приду. Буду у тебя в воскресенье вечером. Не сомневайся.

Классная комната медленно заполняется.

Сидя, как обычно, на краю своего стола, я обвожу их взглядом. Они чего-то ждут от меня, какого-то заключения, официального завершения года.

Оттолкнувшись от стола, я встаю.

— Последний день в школе. До конца нашего совместного года осталось несколько минут. Здесь у меня ваши экзаменационные работы, и я раздам их перед уходом. Но прежде хочу кое-что сказать. Я хочу, чтобы вы знали: не часто бывает такой класс, как ваш. В этом году мне очень повезло. Вы исключительные. Вы были честными, добрыми, смешными, отважными, открытыми и щедрыми. Вы проявляли энтузиазм, интерес и приходили сюда день за днем, всегда готовые поразмыслить над тем, что я сказал. Как учитель, я всегда мечтал войти в класс, сесть и принять участие в толковой, увлекательной беседе о литературе и философии. Мы — умные люди, сидящие в классе и рассуждающие о прекрасных, отвратительных и сложных вещах. Мы были таким классом. Я благодарен вам. Вы напомнили мне, зачем я здесь нахожусь, мне было очень приятно вас учить.

Джулия принимается плакать. Мазин смотрит на стол.

— Вам известно, что я считаю важным. Известно, что скажу вам о выборе, о вашей жизни и о времени. Вы помните, надеюсь, наши дискуссии по поводу «Оды на греческую урну». «Оды на греческую урну», которую кто написал, Мазин?

Долгая пауза.

— Джон Китс, мистер Силвер, — с гордостью отвечает он.

— Джон Китс. — Я улыбаюсь ему. — Вы забудете большую часть того, что обсуждалось в этом классе. Забудете Уилфреда Оуэна и «Гроздья гнева», Торо, Эмерсона и Блейка, разницу между рыцарским романом и романтизмом, между романтизмом и трансцендентализмом. Все это расплывется, превращаясь в водоворот информации, пополняющей разрастающееся болото в ваших мозгах. Ничего страшного. А вот о чем вы забывать не должны, так это о вопросах, которые ставят перед вами авторы, — о вопросах мужества, страсти и веры. Вот этого не забывайте.

Я останавливаюсь. Очень тихо. В коридоре хлопают дверцы шкафчиков. Уроки сегодня укороченные, и я знаю, что скоро прозвенит звонок. Я смотрю на них. Говорю от чистого сердца, но преподавание — еще и спектакль.

— Чего? — спрашивает Стивен. — Черт, у нас нет времени. Чего? Не забывать чего?

— Вот этого. Не забывайте этого ощущения. Всех нас здесь. Того, что происходило в этом классе. Насколько вы изменились с тех пор, как вошли в эту дверь — сущими болванами — девять месяцев назад.

Они смеются.

— Спасибо. Спасибо вам за все это.

Мгновение тишины, а затем, как по заказу, звенит звонок.

Они остаются на местах. В коридорах снуют ученики. С шумом захлопываются дверцы шкафчиков. Я беру экзаменационные работы и вызываю их по именам. Они обнимают меня. Первый — Мазин. Виском он утыкается мне в грудь. Они благодарят меня. Желают хорошо провести лето. У меня нет слов. Один за другим они выходят в холл и растворяются в лете.

Это был, похоже, мой лучший год.