Недостойный сын

— Если Вы хотите, чтобы я извинился, эканганда Ирисия, то готов это сделать искренне. Прощения выклянчивать не буду, так как не заслужил. Про моё перерождение после суда Даркана Вершителя рассказывать нет смысла — уже ведь доложили. Теперь я стал другим человеком. Насколько хорошим или плохим — решать Вам.

— Плохим. Можно сколько угодно говорить о будущих победах, но прошлые деяния никуда не исчезнут, — выплюнула Ирисия.

— Как сказать! Хорошее же легко перечеркнуть? — вступил я в философскую полемику. — Виновен в прошлом, но не в будущем. Не стоит ворошить то, за что мне и так стыдно. Пришло время дел.

— Именно, Ладомолиус! Начнём с того, что нам придётся изображать влюблённую парочку. Давай сразу оговорим некоторые моменты. Первое: полезешь своим слюнявым ртом целоваться — даже охрану звать не буду, а прирежу сама. Второе… Прикосновения допускаются, но не за те места, за которые ты привык хвататься. Третье! Всё происходит только на людях, а так сразу вспоминаешь, что я не какая-то девка Ирисия, а твоя эканганда! Вопросы?

— Нехватательные места перечислите, пожалуйста. У меня сейчас серьёзные провалы в памяти и не могу с полной уверенностью сказать, что помню все.

— Ущербный… Запоминай! Грудь, талия, лицо, руки выше локт… Ты что?! Издеваешься?! — воскликнула она, глядя на мою улыбку.

— Любуюсь, эка* Ирисия. Вы действительно прекрасны. И сколько же чудесных вещей, точнее частей, мне пришлось забыть. Особенно жаль, что не помню эту родинку в форме звёздочки на Вашей правой груди.

Новая оплеуха не заставила себя ждать.

— А сейчас-то за что? — спросил я, чувствуя в груди нездоровый весёлый азарт. — Я же сказал, что не помню!

— Скотина! Не забывай, кто перед тобой!

— Я и не забываю… По частям и всю вместе! — подмигиваю я, уворачиваясь от очередной пощёчины. — Ну а если без шуточек, эка Ирисия, то давайте ещё раз обговорим условия совместной работы. Былое не изменить, и мы оба отчётливо его помним. Притворяться, что ничего не было — глупо. Забыть? Извините, но не всё забывается. Можете лупасить меня сколько угодно, только это ничего не изменит. Смиряемся и начинаем новую жизнь? Я не знаю Вас, а Вы…

— А мне век бы тебя не знать! Но слова истины прозвучали. Прошлое не раз ещё напомнит отпечатком моей ладони на твоей морде. Это — личное, а вот для дела потерплю тебя, стараясь воспринимать как партнёра. Ты это хотел сказать?

— Именно.

— Тогда на сегодня хватит! Иди и докладывай своим дружкам бесцветным, что посетил меня. Разговор с ними передашь не только ри Соггерту, но и мне лично!

— Слушаюсь! — отвечаю с поклоном и направляюсь к двери.

— Скажи, Ладомолиус… — останавливает вопрос в спину. — Ты хоть немного любил меня?

— Тогда? Нет, эка Ирисия.

— Почему «тогда»?

— Извините за ответный вопрос… Ваза рядом с Вами очень дорогая?

— Вообще-то, во дворце дешёвок не держим! — с удивлением ответила эканганда.

— Тогда отойдите от неё на пару шагов. Очень надо…

Ничего не понимающая девушка исполнила мою просьбу, а я продолжил:

— Почему тогда? Потому что люблю Вас сейчас! Люблю и ничего с этим поделать не могу!

После этого выскакиваю за дверь и прикрываю её. Раздаётся сильный удар и звон осколков разбившейся вазы. Вот эта реакция! Почти успела! В следующий раз стоит быть более осмотрительным, а то припишут порчу казённого имущества, доставая из проломленной башки одного ридгана тяжёлый канделябр. В том, что это не последний предмет, полетевший в мою сторону, я был абсолютно уверен… Так же, как уверен в том, что ни за что не отступлюсь от Ирисии.

МОЯ! Боги повинны в этом или просто судьба играет людьми — неважно! Сегодня я сделал окончательный выбор, развеяв все свои сомнения.

25. Отец и дочь

Ирисия без стука ворвалась в кабинет отца и, задыхаясь от гнева, прислонилась к двери.

Канган Звейницилл оторвался от изучения очередной важной бумаги, посмотрел на дочь, обречённо вздохнув.

— Рассказывай…

— Пап… Помнишь ту старую саранданскую вазу?

— Конечно! Очень красивая!

— Была… Погибла бездарно.

— Уронила?

— Нет, промазала. Хотела разбить о голову Ладомолиуса, но увёртливый, скотина, оказался. Теперь ни вазы, ни чувства удовлетворения.

— Как нехорошо с его стороны! Надо стрясти с него тройную цену за испорченное произведение искусства, — улыбнулся Тойбрел, добавив серьёзно: — Разговор, насколько понимаю, сложный вышел?

— Да, отец. Если раньше Ликкарт говорил то, что я хочу услышать, то теперь всё вышло с точностью наоборот. Соглашался и даже дельные вещи предлагал, но ощущение, что действительно с другим человеком разговариваю. И что самое бесячее: Ладомолиус пытался заигрывать со мной, будто бы ничего не было и мы впервые встретились! А я… Я не знала, как себя вести! Ты с дядюшками не готовили меня к подобному!

— Упокойся, Ирисия, не ты одна. Жанир с Соггертом говорят то же самое. Пусть, слава богам, непутёвый Ладомолиус и не заигрывал с ними, но постоянно ломает их тактику разговора, основанную на прошлом опыте общения. Постепенно начинаю верить, что Ликкарт реально переродился и уже не тот ублюдок.