Значит, этот город вокруг — Петроград. И время, в котором я сейчас себя осознавал, начало проясняться, но ситуация еще больше запутывалась. Сон у меня или не сон? Я любительски интересовался историей, чем то надо было заниматься на пенсии в свободное от внуков время, и совсем недавно читал об этом периоде жизни страны. То есть, еще один аргумент в пользу сна? Мало ли какие возможности существуют у человеческого мозга. Начитавшись книг, посмотрев пару фильмов, нагрузил мозг информацией, и теперь он выдает мне во сне настолько реалистическую картинку. Я попробовал вспомнить, встречал ли я упоминание о "Новой Петроградской газете", и ничего не нашел в своей памяти. С одной стороны, если вся эта реальность вокруг построена моим мозгом и фантазией, то, скорее всего, могла бы представиться газета "Правда" или "Известия", как первые приходящие в голову. С другой стороны, мало ли где я мог прочитать про эту "Новую Петроградскую" и затем просто забыть, а в глубине памяти информация осталась. И вообще, как отличить кажущуюся видимую картинку от "объективной реальности, данной нам в ощущениях"? По качеству этой самой видимой картинки, что она не дрожит и на пиксели не разбивается? А с другой стороны, какая, в сущности, мне разница — все вокруг неотличимо от реальности, имеются самостоятельные действующие лица, значит, надо считать этот мир реальным, пока не доказано обратное, и вести себя соответственно, как человек в человеческим теле, а не иллюзорная матрица.
— Александр Владимирович, не томите, мне до ужаса любопытно, что за тайны в этом газетном обрывке? — раздался с нотками нервного веселья голос девушки. — Вы смотрите на него уже добрых пару минут.
Её слова меня вывели из задумчивости и вернули опять в эту непонятную реальность.
— К сожалению, Елизавета Михайловна, ничем таинственным поделиться не могу, — смутился я и показал ей обрывок. — Всего лишь название газеты и дата. Похоже, я потерял счет дням.
Взгляд девушки из веселого стал немного сочувствующим. Тем временем я выбросил обрывок и подошел ко второму нападавшему. Рядом с ним лежал выпавший из его руки револьвер, который я поднял, вытер от снега о шинель и положил в карман. В пальто у него нашлись горсть револьверных патронов и связка двух каких-то ключей. Патроны я переложил себе, а ключи вернулись в пальто их бывшего владельца. Расстегивать на убитых верхнюю одежду, испачканную в крови, и рыться во поисках внутренних карманов на виду у девушки, мне подумалось, будет неправильным, да и самому, если честно, не совсем хотелось.
Девушка не уходила, заставляя меня гадать: то ли её останавливает простое любопытство, то ли она опасается дальше идти одна.
— Елизавета Михайловна, разрешите проводить вас до дома? — задал я вопрос, желая продолжить знакомство и узнать побольше информации об окружающем от единственного знакомого здесь человека. — И нуждаетесь ли вы еще в какой помощи?
— Да, Александр Владимирович, проводите меня, если вас не затруднит, — смущенно ответила девушка.
— Нет, что вы, нисколько, — откликнулся я и предложил. — И зовите меня просто, Александром, или Сашей, если вам удобно.
— Хорошо, и вы меня, Александр, можете тоже называть по имени, — согласилась девушка.
По дороге к её дому я честно признался Елизавете, что себя на фронте и до войны с германцем я не помню. Она сделала свои выводы про возможную контузию, и я не стал её разубеждать, а обманывать впрямую я не хотел. Девушка в свою очередь рассказала мне, что обучалась на Бестужевских курсах, вышла замуж за инженера, но муж вскоре ушел на германский фронт прапорщиком в пятнадцатом году и погиб в первых же боях. Молодая вдова устроилась на службу в машинописное бюро, чтобы прокормиться, и попутно занималась пошивом и починкой одежды по просьбам различных знакомых. Вот и в этот вечер, почти ночь, Елизавета поздно возвращалась домой после выполненного заказа. Я подумал, что у неё в сумке, которую Елизавета в начале нашей встречи так прижимала к себе, была, вероятно, плата за работу. Транспорт в Петрограде в эти суровые времена почти не ходил, и девушке пришлось добираться пешком. Разговаривая, мы через полчаса подошли к двухэтажному дому, где после замужества Елизавета с мужем снимали у домовладельца трехкомнатную квартиру, а сейчас оня жила в одной из комнат, а две остальных сдавала другим жильцам для облегчения расходов по квартплате.