Недостреленный

— Случайно, не на Гороховой, два? — с усмешкой спросил я.

— Нет, не два. Десять. Прости, прости, забыла, из памяти вылетело, — виновато взглянула Лиза. — У нас бюро в Комитете охраны. Со мною так приключилось. Помнишь, я тебе рассказывала, после революции год назад наше присутственное место разогнали, — принялась она мне объяснять. — И кушать совсем нечего было. И тут меня знакомая, которой я заказ шила, помогла с протекцией в машинописное бюро при комиссариатах милиции, от Временного правительства. Они тогда вместо царской полиции создавались. Вот там я и работала. А после октября, когда большевики власть взяли, милиция перестала почти работать. Многие разбежались, пишущие машинки утащили, да что там машинки, перья и чернила забирали. А я осталась, и машинку свою никому не дала забрать. Мне идти некуда было, кормиться нечем. Нас таких очень мало оставалось. Вот я у нового начальства и на хорошем счету. Печатаю я хорошо, исправно, быстро и без ошибок…

— И ты молчала, такую историю не рассказала, — притворно хмурясь протянул я.

— Ну полно, не злись! — Лиза хихикнула и ткнула кулачком меня в бок, — ну запамятовала, а теперь сказала.

— А Востриков это кто? — поинтересовался я.

— Товарищ Востриков это начальник нашей хозчасти. Большевик. Он раньше на заводе работал, а теперь вот над нами главный. Он хороший дядька, не злой. Совсем пожилой, ему уже лет пятьдесят, наверное.

Тем временем мы дошли до дома номер десять. На крыльце никто не стоял, лишь входили и выходили люди, по одному и группами. Мы прошли внутрь, и Лиза, продолжая держаться за меня под руку, повела меня куда-то вглубь коридора к одной из дверей. Навстречу нам шел быстрым шагом невысокий худощавый седоватый человек в небольших круглых очках, одетый в пиджак и косоворотку и в брюки, заправленные в сапоги.

— Здравствуйте, Павел Иванович, — поздоровалась Лиза.

— А-а-а, Лизавета, доброго утречка! — ответил мужчина, — и вам, товарищ, — обратился он ко мне. Я поздоровался в ответ.

— А я тебя, Лизавета, уже спрашивал, — сказал, по-видимому, товарищ Востриков. — Катерина передала, что занемогла и прийти не сможет. Как бы не тиф оказался. А нам работы на сегодня многовато, за вчерашний день и с позавчера еще оставалось… А вы, товарищ, по какому вопросу?

— А я с Лизой, — кратко ответил я, — увезти её хочу.

— Павел Иванович, это мой Саша, мы в Москву собрались уезжать, — наклонив вниз голову, пояснила Лиза.

— Ай, Лизавета, без ножа режешь! Как же мы без тебя да Катерины! — поморщился Павел Иванович. — Ну да, понятно, дело молодое. Я бы сам тебя увёз, будь помоложе годков на двадцать, — и он хитро прищурился. — А вы, товарищ Александр, не хотите ли остаться в столице? Вы, с фронта, вижу, человек бывалый. А нам в комитеты охраны добровольцы нужны.

— Да мы уже надумали переезжать, товарищ Востриков, — отказался я, — да и другим заниматься хочу. Грамотный, читать считать умею.

— Грамотный это хорошо, — покивал Востриков. — А мне вот партия сказала "нынче здесь твоё место", вот я и делаю не то, что нравится, а то что партии нужно. Бабами, вот, командую.

— Понимаю, тяжело с ними, так и мучаемся, — вздохнул я, хитро взглянув на Лизу. Её прищуренный взгляд показал мне, что это мне обязательно припомнят.

— А ты, Лизавета, хоть на сегодня не поможешь ли? А то аврал у нас, — спросил Востриков.

— Саш, да, сможем? — оглянулась на меня Лиза.

— Поможем, чего ж не помочь, — пожал я плечами, всё равно делать было нечего.

— Вот и замечательно! Я тебе сводки и отчеты уже на стол положил, — обрадовался Востриков, — а вечером, Лизавета, приходи в финотдел, я договорюсь, чтобы расчет подготовили. А потом ко мне.

— Хорошо, Павел Иванович, — кивнула Лиза.

Мы прошли далее по коридору в дальний конец, откуда доносился стук и дребезг пишущих машинок.

— А ты сейчас за свои слова зайдешь в наш отдел со мной под руку, и я тебя представлю как своего мужа, — хитро улыбаясь сказала Лиза, — и будешь сидеть рядом со мной.

— Это тяжкое наказание, — пригорюнился я, — но понимаю, виноват.

— То-то, и не говори, что ты со мной мучаешься, — рассмеялась она.