Недоступная девственница

Раньше, когда она смеялась, в уголках ее глаз всегда появлялись легкие морщинки и улыбка ее повисала словно в воздухе — Модести могла выйти из комнаты, а улыбка оставалась вместо нее; сейчас эти морщинки исчезли. Похоже, за эти дни она вообще разучилась смеяться. А Уилли так любил ее смех. Может, она еще оправится, с надеждой думал он.

Через некоторое время их позвал Джайлз. Модести сразу же проснулась. Уилли зажег свет, и они подошли к Лизе. Перевязав ее, Джайлз категорически запретил какие бы то ни было разговоры и отослал их спать. Или дежурить, как им больше нравится. Глаза его покраснели от усталости, но он, похоже, не понимал, до какого состояния довел себя.

— Молчать и не вмешиваться в мои дела, — приказал он. — Лиза вас не касается.

— Но тебе надо отдохнуть, дорогой, — настаивала Модести.

— Позже, — лаконично отвечал Джайлз.

Вскоре он снова окликнул их.

— Я понимаю, что вам не терпится начать охоту на этих негодяев, — спокойно сказал он, когда Модести и Уилли подошли к нему. — Я с радостью пошел бы с вами, но не могу оставить Лизу. Занимайтесь своим делом, а ее предоставьте мне. Пусть даже она будет моим последним пациентом, я поставлю ее на ноги.

Глава 13

Модести проснулась с первыми лучами солнца. Открыв глаза, она увидела перед собой широкую спину Уилли, перегородившую узкий вход в пещеру. Пещера находилась в точке пересечения двух длинных хребтов, образующих ноги Недоступной Девственницы. Прямо от входа начинался пологий спуск в глубокое ущелье. Стены ущелья были настолько крутыми, что в некоторых местах уходили вверх под отрицательным углом. И ущелье, и холм с пещерой представляли собой часть большого горного массива, находившегося на территории двух стран.

Приложив к глазам бинокль, Модести внимательно изучала серые стены ущелья, сплошь поросшие травой и кустарником. Дно застилал густой туман — испарение было настолько интенсивным, что скалы буквально «рыдали» — по ним стекали крупные капли воды. И все же, несмотря на конденсацию, в нижней части ущелья тоже была обильная растительность.

На вершинах хребтов росли высокие папоротники — видимо, из-за большой влажности их стебли выглядели стишком тонкими, недоразвитыми. Одним словом, долина производила весьма гнетущее впечатление.

— Значит, вот здесь лежит золотая жила Новикова, — Модести опустила бинокль. — Ты спускался вниз, Уилли?

— Да, вчера рано утром. Проверял варианты отхода.

— Золота, конечно, не нашел?

— Не до того было. Я знаю, что это именно то самое место, которое отмечено на карте Тарранта, и кое-что мне удалось обнаружить. Не так давно здесь кто-то был и брал геологические пробы. Может, сам Новиков, — Уилли пожал плечами. — Странное место. Когда спускаешься вниз, кажется, будто все здесь сохранилось без изменений, как в доисторические времена. Такое впечатление, словно прогуливаешься по Луне. Но пройти этот каньон не удастся никому.

— Почему?

Уилли повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Это же нижняя часть тела Недоступной Девственницы, помнишь? И теперь я понимаю, почему она недоступная. У нее есть что-то вроде пояса целомудрия: спустившись на дно, ты лишишься дара речи — там все кишит осами, их миллионы!

— Осы? Обыкновенные осы?

— Нет, какой-то особый вид. Что-то совершенно необычное, как, впрочем, и все в этом месте. Взгляни еще раз на стены и эти деревья.

Модести подняла бинокль и отрегулировала фокус. Она сразу же заметила осиное гнездо. Одно, второе, третье… шестое… двадцатое… Вскоре она сбилась со счета. Это были продолговатые сооружения длиной около трех футов и примерно в половину уже — они свисали с ветвей деревьев и стен ущелья, как миниатюрные бомбы. В кустарнике она увидела гнезда чуть меньших размеров. Ущелье было полно ос, и Модести вдруг увидела все предприятие в совершенно ином свете, во всем этом было что-то угрожающее.

— Значит, говоришь, особый вид? — она опустила бинокль. — Откуда ты это знаешь, Уилли?

Он снова усмехнулся.

— Была у меня одна знакомая специалистка. Она называла их полибиодами. Это куда более ядовитые твари, чем даже шершни. Почти в дюйм длиной, черные, с тонким телом, очень агрессивные и жалят, не раздумывая.

— И ты считаешь, что поэтому туда никто не отважится спуститься?

— Я считаю, что для этого должны быть очень веские причины. Вряд ли там был кто-то, кроме Новикова.

Она с любопытством посмотрела на Уилли.

— И что же это за специалистка, которая просвещала тебя насчет африканских пчел?

— Бренда. Очень умная девочка, лет двадцати восьми. Оказалась страстной и влюбчивой. Очень любила возню на свежем воздухе. Запах свежескошенной травы, легкий ветерок, короче — жизнь нимфы и сатира, вот чего ей больше всего в жизни хотелось. У нее отличный коттедж в Девоне.

— Осы, Уилли, осы…

— А… ну, в общем, она — гименоптерист[1].

— По-моему, это какое-то неприличное слово.