Недоступный

– Я не должна соглашаться, потому что меня не касаются ваши жизни, Эдди. Приятно, что ты решил помочь мне, но… я решила, что скажу семье правду. Да, они будут разочарованы во мне, но лучше сейчас сказать правду, чем продолжать лгать. И тебе следует разобраться в своих отношениях с братом. Вы странные и отношения у вас тоже ненормальные.

– Не думаю, что ты поступаешь разумно. Но ты права, это не твои проблемы, а мои. Просто я… хм, понимаешь, Кент меня ненавидит. Он ненавидит всё, что со мной связано, и постоянно пытается соревноваться со мной. Хотя я даже не знаю об этом, но он ставит для себя безумные цели, доказывая родителям, что лучше меня. И это так. Кент поднял фирму на новый уровень и работает, не покладая рук. Он замечательный человек. Где-то очень глубоко внутри. Но я его люблю, и агентство – это лишь повод, чтобы мы сблизились. Я понимаю, что это всё такая ерунда. Это неразумно и глупо, но за все двадцать два года я с ним не говорил так часто, как за последнюю неделю. Я даже не видел его столько раз и никогда не обедал с ним. Мы всегда были, как чужие, а всё это позволяет мне узнать его лучше и увидеть, что он чертовски одинокий мужчина, которому нужна помощь. Прости, что втянул в тебя это. Скажу Кенту, что отказываюсь от своей мечты и буду пахать на него, а он, я уверен, проведёт меня по всем кругам ада. Брат будет наказывать меня каждую секунду моей жизни. Прости, и желаю тебе удачного признания своей семье, – Эдди грустно улыбается мне.

– Ты давишь на жалость, – замечаю я.

– На войне все средства хороши. Пойдёшь со мной ужинать?

Его лицо сразу же начинает светиться от веселья, и я прыскаю от смеха.

– Ты ненормальный, и я не дам тебе ссуду, – предупреждаю его.

– Плевать.

– И я не разворачивала военный лагерь, это сделал наглый хам, в лице твоего брата.

– А он себя не считает наглым, только меня. Видимо, это семейное. Значит, согласна? – Эдди протягивает руку, и я пожимаю её.

– Но только на полчаса, не больше. Мне рано вставать. И то, что я иду с тобой, ничего не значит. Понял?

– Да, мэм.

– О-о-о, не зови меня мэм, это убивает и напоминает, что скоро мне тридцать, – издаю стон, от которого Эдди хихикает.

– У тебя страх тридцатилетия?

– Огромный. Все, кого я знаю, в моём возрасте уже как минимум замужем или женаты и обзавелись одним ребёнком. А я… не получается. Времени нет ни на что, кроме как, идти с наглым мальчишкой ужинать за его счёт.

– Ты говоришь словами Кента…

– Даже не думай нас сравнивать, – предостерегаю Эдди.

– А-а-а, не хочешь знать, что вы имеете много общего? Но это нормально, Дженна. Понимаешь, мой брат зациклен на времени, и постоянно куда-то бежит. Он боится, что не успеет быть первым, и у него детская травма.

– Нельзя оправдать хамство, Эдди.

– Это его способ защиты.

– Я не нападала. Это вы взяли меня в оборот и выставили полной дурой.

– Ну, мы планировали всё иначе. Я планировал, но Кент… мне кажется, что ты ему нравишься, и он… так выражает свою симпатию. Он хотел казаться лучше, чем есть. Взять хотя бы этот голос. Создан для секса по телефону, не меньше. Обычно он говорит всё чётко и быстро, а не чувственно и соблазняюще.

Поджимаю губы, вспоминая вчерашний вечер. Обидно то, что мне это тоже понравилось. Не помню, чтобы мужчина так гипнотизировал меня своим голосом и взглядом. Не помню, чтобы он был настолько уверенным и стойким, знающим, что сказать и до какого участка кожи дотронуться, чтобы я немного успокоилась. Хэйли был полной противоположностью Кента. Но одно у них схоже, оба – наглые козлы.

– Так как ты скажешь своим о том, что соврала? – нарушает тишину Эдди.

– Прилечу и скажу всё в лицо. Это не телефонный разговор и, видя их реакцию, я пойму, насколько они обижены на меня. Но больше всего меня заботит дедушка. Он… как бы точнее сказать, будет очень разочарован во мне, потому что ненавидит ложь. Он всегда учил, что какой бы правда ни была, лучше сказать её, и она поможет в любой ситуации. Может быть, сначала будет плохо, но потом лучше. Я боюсь, что он… – тяжело вздыхаю и кусаю нижнюю губу.

– Что он не переживёт? Ты это хочешь сказать? – помогает Эдди.

– Да. Он уже стар. Ему восемьдесят семь лет. В последнее время он сильно сдал, прошёл лечение на сердце и продолжает поддерживать своё здоровье капельницами, уколами и таблетками. Мне двадцать девять, а я всё, как маленькая. Это ужасно стыдно. А особенно стыдно знать, что ты и твой самовлюблённый брат в курсе происходящего. Не люблю, когда люди видят мои слабости. Они именно по ним бьют, не задумываясь о том, что причиняют боль не только мне, но и тем, кто мне дорог. Это гадко.

– К сожалению, это человеческая природа. Мы знаем, что слабости – это отличная мишень, чтобы человек сдал позиции или отступил. Поэтому люди целятся именно в них, чтобы отомстить за что-то. Некоторые так ищут признание и уважение среди окружающих. А кто-то это делает, потому что ему тоже было больно.

Бросаю взгляд на парня и улыбаюсь.