Недотрога в моей постели

Замешкался буквально на полчаса, прежде чем зайти в дом. Брату непременно нужно было показать мне свою новую игрушку, стоящую в папином гараже. А я был только рад, что есть повод общаться по-прежнему, не касаясь больных тем, не мусоля прошлые обиды.

Но, пока Ромка, любовно поглаживая по капоту свою железную красотку, разглагольствовал о ее преимуществах по сравнению со старой тачкой, я чувствовал, что пропускаю его слова мимо ушей. И нет, не потому, что тема неинтересна или не хочу с братом разговаривать, просто меня настолько захватило чувство единения с родным человеком, что даже защипало глаза. Блядь.

Сколько времени я упустил, цепляясь за свою гордость. Мне так не хватало отца и Ромки, что пытался создать подобие семьи с Илоной, не осознавая, что затягиваю нас обоих в болото.

Тая права, чертовски права, хоть ее стерильная чистота и праведность вызывают злость. Никому не нравится, когда макают в собственное дерьмо носом. Но она всё правильно сказала — нужно разобраться с прежними отношениями, прежде чем начинать новые.

Илона, со всеми ее недостатками, тоже живой человек и не заслуживает моего к ней отношения, на редкость паршивого, надо сказать, сдобренного пониманием, что нет у нас будущего. Абсолютно точно нет. Вот только у меня не хватало духу, чтобы поставить точку.

Но сегодня я сделаю это максимально аккуратно, чтобы причинить как можно меньше боли. А потом… Я даже загадывать боялся это «потом», учитывая все обстоятельства, но тот поцелуй что-то да значил, черт побери.

Пусть недотрога только попробует отрицать очевидное. Так долго мечтать о ней и отпустить, не попробовав добиться. Нет, я не позволю ей улизнуть от меня. Она не посмеет перешагнуть своим грациозным шагом через потрепанное сердце, брошенное к ее ногам. Сердце, на котором каленым железом поставлено клеймо с ее именем.

Я всё еще ощущал на губах ее неповторимый вкус, когда мы с братом наконец зашли в дом, чтобы наткнуться на, мать его, модный показ!

Реально! В столовой накрытые уже столы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить пространство для «подиума», который представлял собой длинную ковровую дорожку, по которой под громкие овации и крики прохаживались все особи женского пола от мала до велика.

Все, кто приехал на юбилей отца, участвовали в вакханалии. Отдельно стояла толпа юных «папарацци» с вытянутыми смартфонами в руках — мальчики явно отказались выступать в роли моделей. Мужчины же примерили на себя роль жюри и выставляли оценки, поднимая листы А4 с накарябанными там яркими фломастерами цифрами.

— Ну и дела, — прокричал мне на ухо Ромка. — Я думал, они давно закончили. Когда я уходил, одна Илона дефилировала в платьях от Пазолини, а девчонки вокруг нее крутились. Ты посмотри, и моя туда же! — воскликнул он, когда его обычно скромная Света прошлась по «подиуму» в облегающем прозрачном платье и с начесом на голове под ликующие возгласы детей: «Мама, ты лучшая!».

Озверев от произвола милой женушки, Ромка сжал кулаки и отправился на разборки, а я стал искать виновника мероприятия. Пазолини, черт его за ногу дери, это всё его рук дело.

Чуть задержался взглядом на довольном лице отца, хлопающего в ладони, и улыбнулся ему, вспоминая с теплом на душе, как брат бросил мимолетно перед входом в дом: «Хорошо, что ты приехал».

И тут же все доброжелательные эмоции испарились, воздух выбило из легких, когда увидел модельера с Таей. По-хозяйски обняв ее за талию, он притягивал ее к себе, и они заливались смехом. Она только что таяла в моих объятиях, а уже милуется с этим клоуном!

А я не имею права исполнить естественное желание подойти и вмазать ему по смазливой роже, переломать руки, чтобы нечем было трогать мое, и выкинуть из этого дома нежеланного гостя.

Какого хрена он распустил свои клешни?

И какого хрена Тая позволяет лапать себя тому, с кем явно не будет иметь близких отношений? Всё у них закончилось, даже если и было, закончилось, когда я предъявил на нее права своим поцелуем.

В бешенстве стиснув зубы, шагнул к ним, чтобы разорвать тесные объятия, когда мне под локоть пробралась женская ладошка.

Илона. Так просто было забыть о ней, но она тоже присутствует на этом празднике жизни и неминуемо меня нашла.

— Мы нормально так и не поздоровались, — заканючила она плаксиво, прилипая ко мне как репейник. — Максик, пожалей меня. Представляешь, выкинули с показов, как плешивую собаку. Та-а-к стыдно, сил нет. Подписчики надо мной смеяться будут.

Вот о чем она думает, а?

Кинув полный обещания взгляд своей недотроге, уловив облегчение на ее лице, мысленно транслировал ей расплату и повернулся к стонущей Илоне, пытаясь вникнуть в ее слова. Вообще, я не урод равнодушный, да и она мне не чужая. Наплевательское отношение работодателей к ней посчитал личным оскорблением.