Недоумок

Шура вспоминал, как в Мюнхене, на площади перед вокзалом, они кинулись к первому полицейскому и закричали, что «просят политического убежища». Потом их допрашивали, составляли досье, Шурик, как попугай, повторял историю, рассказанную журналисту, переводчик переводил, полицейский тщательно стучал на машинке. Устроились они жить на окраине города, в трущобе, втроем в одной комнатенке, здесь же на этажах негры, турки, полно вопящих детей, все говорят на незнакомых языках, а они на своем островке «белой жизни» только по-русски. Грязь, вонь, голодно и холодно. Юрик ждал от кого-то денег, Мирочка тоже ждала от родителей перевода за «брюлики», но случилось непредвиденное, грузины, которые были надежной переправой, все «цацки» украли. Биться в Израиле с полицией, искать воров никто не мог и не хотел. Мира впала в отчаяние. Потом начались из-за денег ссоры и драки с Юриком, он хотел Шурика поработить, заставлял часами петь на улицах, выручку всю отнимал, Мирочке по морде дал, словами оскорбил, сказал, чтобы она заткнулась. Шура, чтобы расслабиться, начинал пить пиво с утра, потом шнапс, потом опять пиво. Однажды Юрик больше не вернулся в их комнату, исчез в неизвестном направлении.

С одной стороны, это было хорошо, они избавились от рабства, но Юрик был для них хоть и плохим, но переводчиком. Шура и Мира немецкого совсем не понимали.

Вот и решили они узнать адрес русского ресторана.

Пошли вдвоем. Хозяин оказался грузином, эмигрант со стажем, работал на радиостанции «Свобода», вел какие-то политические новости, а ресторан приобрел для отдушины.

Разговорились, и Шура стал ему выкладывать об отце, какой он знаменитый и какой он гад! Как его унижали, преследовали, палки в колеса вставляли, работать не давали, а еще он думает, что отец не просто зажравшийся партийный «совок», а еще и стукач, потому как Шура вспоминал встречи и разговоры отца с его визитерами в погонах. А Мира напомнила о его сестре Кате и ее муже-«дипломате», наверняка тоже сволочь гэбэшная, потому что уж больно карьера хорошо началась, и теперь они в Алжире, успели свалить, а жаль, иначе бы сидели в Тмутаракани и лапу бы сосали. Вот почему Шура-Мира считают своим долгом рассказать всему миру о том, «как живут и чем дышат» в СССР, и предупредить людей, чтобы не расслаблялись, никому не верили и всегда бдили. Вокруг советские шпионы, их засылают под разными масками, иногда кажется, что это «свой», а на поверку выходит «чужой». Шура даже высказал предположение, что Юрик тоже был из засланных, потому что здорово говорил по-немецки и знал, как перейти границу. Грузин слушал молча, сказал, что берет Шуру петь в ресторан, но выступить с заявлением по «Свободе» не предложил.

Они переселились в маленькую комнатку над рестораном. Хозяин жил в роскошной квартире в центре Мюнхена, приезжал раз в неделю составлять меню, проверять дела, его жена-немка вела всю бухгалтерию. Ресторан пользовался успехом, народ набивался разный, Мирочке приходилось помогать убирать со столов и мыть грязную посуду.

Но какой голливудский артист не проходил через эту романтику!

Плохо было, что язык давался с трудом, да и где было научиться ему, если общение в основном шло с русскими эмигрантами или грузинами. Шурика эта глухонемота не раздражала, он пел всю ночь свои романсы, утром отсыпался до двух часов, потом спускался в скверик напротив и слушал по приемнику русские новости. Голоса дикторов были до боли знакомы, их интонации возвращали в детство, никаких катастроф, потопов, пожаров, жизнь в стране «непуганых идиотов» шла своим чередом. Однажды он услышал радиоспектакль, где главную роль исполнял отец, его голос вверг Шурика в панику, он вырубил приемник, потом опять включил и не мог оторваться.

Время шло, оформление бумаг в Германии оказалось делом сложным и муторным.

С каждой бумажкой приходилось обращаться к хозяину или его жене, унижаться, чтобы написали по-немецки, пошли вместе в полицию, самые элементарные вещи требовали посторонней помощи и объяснений, а вокруг одни «ганцы-иностранцы»!