Недоумок

Голицын вздрогнул, мечты о зефире улетучились. Перед ним стоял толстый, мордастый милиционер. На его прыщавой сальной роже играла ухмылка победителя.

— Ты куда прешь?! Не видишь, что здесь перехода нет?

— Простите, замечтался, — искренность ответа почему-то привела милиционера в бешенство.

— Мечтатель, значит! Ну-ка плати штраф, а не то поедем в отделение.

— Ну зачем вы так говорите. Я же не нарочно, просто не заметил, что здесь нет перехода. Если нужно, пожалуйста. Да ведь я готов заплатить штраф… — Голицын запаниковал, стал рыться в карманах в поисках денег, хлопать себя по груди в поисках бумажника. Мент угрожающе вертел в руках тяжелую палку ликвидатора, и наглость его бесовских глаз говорила о нехороших намерениях.

Во внутреннем кармане бумажника не оказалось, рублей в кармане тоже не было. Голицын вдруг вспомнил, что настолько был под впечатлением разговора о предстоящей поездке в Париж, что забыл на телевидении куртку. В ней остался бумажник с документами и деньгами.

— Слушайте, гражданин начальник, я забыл куртку на работе. Давайте я съезжу и привезу вам через полчаса все, что захотите. Простите меня, но мысли, работа, разные планы…

— Ну-ка в машину, и быстро!

Голицын обрадовался. Хороший парень попался, сейчас до работы подбросит, он наверх сбегает и мигом все доставит. Внутри милицейского «Жигуленка» было тесно, прокурено, удушливо воняло бензином, рация орала о сообщениях ДТП, перемежая их с милицейским матком. Тронулись, но поехали совсем не к Останкинской башне, и Александр Сергеевич вдруг спохватился, поздно сообразил, что его везут в другом направлении, в отделение милиции.

Прыщавый сержант сдал его на руки дежурному, приказал с него глаз не спускать, а сам исчез «на несколько минут».

— Вы мне позволите позвонить домой или на работу? Моя жена все вам расскажет и документы привезет, — волновался Голицын. Дежурный, не отрывая глаз от листа бумаги, составлял протокол задержания. Просьба Голицына упала, как камень на дно глубокого колодца. Потом дежурного куда-то вызвали, он исчез на целый час, телефон раскалялся от звонков. Голицын решил проявить инициативу и потянулся к аппарату, чтобы позвонить домой, но услышал резкий оклик дядьки в ватнике, тот, оказывается, сидел в углу и наблюдал.

— Руки на место! А не то…

Наконец вернулся дежурный, не поднимая глаз на Голицына, будто того и не было, продолжил рыться в бумажках, опять кому-то звонить.

— Я прошу вас, позвольте мне позвонить? — униженно переспросил он, вполне сознавая, что власть не на его стороне. Что им стоит разрешить или нет? И почему не разрешить? — Ведь я преступления не совершал, никого не побил, не оскорбил… Опять без ответа. Дежурный его слов будто не слышал, в который раз переспросил: фамилия, имя, отчество… Неожиданно на деревянном лице мента появилось оживление, и опять это противное издевательское замечание по поводу «поручика Голицына».

— Товарищ сержант приказал с вас глаз не спускать, пока он не вернется.

— А когда же он вернется?

— Не знаю, — вяло бросил дежурный. — Он по вызову уехал.

— Так что же, может быть, мне здесь всю ночь сидеть?

— Нет, не здесь, — хмыкнул парень, — и не ночь, а пятнадцать суток.

Сердце бедного «поручика» затрепетало, оно почуяло недоброе, что-то страшное, безысходное. Западня! Александр Сергеевич взмок, отер ладонью холодный пот с лица и вдруг вспомнил, как будто он это уже переживал, такие люди с ним уже говорили, унижали, угрожали, ему было страшно, потом он их обманул и спасся. Ну да! Как же он забыл?! Ведь это было в его снах, кошмарах, люди без лиц, призраки в сером, погоня, крыша, полет над городом.

Голицын только понаслышке знал, что бывает с несчастными гражданами, задержанными на пятнадцать суток. Но ведь они бывали в нетрезвом виде, а он чист как стеклышко. Он может на них дыхнуть, или алкогольный тест пусть проведут. Нужно срочно что-то предпринять. Зачем они так с ним говорят, что он им сделал?

— Может быть, вы не знаете, но я снимал фильмы о Петровке 38, одна картина даже завоевала золотой диплом в Берлине. У меня много знакомых… Почему вы так со мной разговариваете, угрожаете? Я ведь не преступник!

— А этого никто не знает, господин поручик. Вот и фамилия у тебя странная, хоть ты и говоришь, что она не так пишется и что ты известный режиссер. Пока мы этого не установили. Посидишь, подумаешь, может, чего вспомнишь. Так в нашей профессии часто бывает, будто на вид невинный прохожий, а как копнешь глубже, на поверку окажется вор или диверсант.

«Наверное, нужно себя сильно ущипнуть и тогда я проснусь, — думал Голицын. — Мои страшные кошмары вернулись ко мне из-за пережитого потрясения в связи с Парижем. Я во сне и сейчас усилием воли прикажу себе проснуться, чтобы вынырнуть из этого ужаса. Так. Спокойно… Я у себя дома, жена храпит рядом, сейчас ночь, в темноте на ощупь я проберусь на кухню, заварю себе чай, выйду на лестницу и покурю».