Голицын вышел на работу, еще раз поговорил с начальством о Париже. Процедура оформления командировки была несложной, но волокитной, как всегда, связана с унизительными беседами, вызовами. Труднее всего было согласовать состав рабочей группы. Александр Сергеевич поставил вопрос ребром: он требовал своего оператора, с которым они сняли не один фильм, иначе он отказывался ехать. Но на это в результате было дано «добро». Куратором-директором (она же переводчик) была назначена молодая и очень шустрая девица. Ей надлежало не только отвечать за все финансовые расходы во время поездки, но и наладить связи с теми эмигрантами, которых они должны были снимать. Встретившись с Голицыным и с оператором, она заявила, что работала в Госкомспорте, много ездила за границу (как переводчик), а потому ее как опытного профессионала попросили помочь в столь ответственной работе. Кто попросил? Голицыну стало сразу ясно, откуда «ноги растут».
Он встретился со сценаристом, который пять лет провел в Париже. Какую должность он занимал и чем конкретно он там занимался, Голицын из его рассказов так и не понял. Сценарист ко всему прочему побывал когда-то журналистом и в самые застойные годы был откомандирован в качестве специального корреспондента для газеты «Известия». Благодаря своей природной тактичности он сумел войти в доверие к некоторым эмигрантам первой волны. Они приглашали его к себе, он спрашивал, они рассказывали, в результате накопились целые папки бесценного материала. Пожалуй, это был первый советский писатель, которому удалось не только собрать, но и опубликовать в конце восьмидесятых первую книгу об эмиграции.
Александру Сергеевичу для вникания в тему был вручен довольно увесистый том, а также список с фамилиями и телефонами. Писатель предупредил, что с момента его изысканий в Париже прошло более семи лет и что нужно торопиться, так как настоящих эмигрантов становится с каждым годом все меньше. Они, как «ветераны войны», доживают последние годы, историческая память уходит вместе с ними, а потому нужно успеть записать все на кинопленку. Дети наши должны знать правду об эмиграции, не в искаженном виде, а так, как это было на самом деле.
Ведь до недавнего времени в нашей стране распространялось мнение, что эти люди были предателями, заклятыми врагами, бежали из страны и воевали на стороне белых с оружием в руках против Красной армии. Теперь времена поменялись, и уже не может быть карикатурного взгляда на историческую правду, новая Россия должна попросить прощения у эмиграции и протянуть дружескую руку. Есть даже дальний прицел (у кого — писатель не уточнил) на возможное восстановление монархии в России, но для этого нужно проделать большую работу по наведению мостов с русскими аристократическими фамилиями, войти к ним в доверие, подумать о настоящей программе, которая уже разрабатывается (кем и где — он опять умолчал), о связях с соотечественниками.
— Ну, вы, конечно, понимаете, Александр Сергеевич, что выбор для такого важного фильма пал на Вас не случайно? Не только ваша фамилия к этому располагает, но есть подозрение, что у вас там остались родственники. Так что задание вам, видимо, будет не только как к киношнику, но и как к тонкому политику.
— Что значит — задание? Я ведь не разведчик.
— Нет, вы совершенно неправильно меня поняли, — писатель немного смутился, — от вас требуется просто правильное поведение с этими людьми. Держитесь естественно, не стройте из себя красного патриота, старайтесь быть раскрепощенным, можете критиковать власть и особенно СССР. Это многих расположит к вам, я сам так действовал, правда, времена тогда были другие и на меня смотрели косо, подозревали во мне шпиона… хотя я был профессиональным журналистом. Эмиграция настроена к нам осторожно и не всех пускает к себе в дома. Но мы думаем, что им будет лестно выступать в качестве киногероев, тщеславие никому не чуждо, они в своих парижах им не избалованы. Поверьте, что я вам все это говорю в качестве совета. Это мой личный опыт.
Голицыну был неприятен «писатель», разговор с ним раздражал. Получалось, что от этого документального многосерийного фильма, на съемки которого выделялись огромные средства, ждали не только участия исторических персонажей, но был заложен в этом проекте некий дальний прицел.
Возвращаясь домой после встречи, он решил, что в Париже будет вести себя, как ему захочется, а в отношениях с эмигрантами никаких ужимок он делать не собирается. Ему стало противно, когда сценарист намекнул на ведение особых записей и дневников и посоветовал ненавязчивое внедрение в семью Голицыных. Так он ведь их не знает! Не беспокойтесь, у вас в списке есть их телефончик, поверьте, что они обрадуются не только съемкам, но и знакомству с вами. И так на душе гадко, а тут от него требуют сделки с совестью, на что он никогда не пойдет. Лучше он будет невыездным, изгоем, пусть с работы выгонят, но быть стукачом — никогда!