Перепуганный репортер попятился с разинутым ртом. Он повернулся, подбежал к фургону и влетел в него, стукнувшись головой о крышу. Стартер включился не с первого оборота, потом мотор заработал, и черный дым вырвался из выхлопной трубы.
Остин обнимал Кэндис за плечи до тех пор, пока фургон газетчика не выехал со стоянки; вскоре он скрылся из виду. Остин чувствовал себя круглым идиотом и тем не менее был горд своей находчивостью. Миссис Мерриуэзер нынче вечером не будет ворчать, промелькнуло у него в голове, а Кэндис может спать спокойно, не думая о завтрашних газетах.
Кэндис слегка толкнула его в бок.
— Вы были просто неподражаемы…
— Больше всего на свете я хотел бы забыть об этой истории.
— Само собой разумеется.
Остин почувствовал смех в ее голосе и застонал. Повернув Кэндис лицом к себе, прижался губами к ее губам.
— А это в честь чего? — спросила она, немного задыхаясь, что Остин отметил с удовлетворением.
— Я всего лишь восстанавливаю свое мужское достоинство, — полушепотом ответил он, взял Кэндис под руку и повел к пикапу. — Давайте купим яиц для миссис Мерриуэзер и поедем домой.
— Почему ты не хочешь, чтобы она знала, что я твой брат?
Остин фыркнул, выражая таким образом неудовольствие тем, что Джек задал подобный вопрос.
— Думаю, причина совершенно ясна. Ни один человек, находящийся в здравом уме, не захотел бы признаваться кому бы то ни было, что находится в родстве с тобой.
— Очень смешно.
— Я вовсе не стараюсь быть забавным, — возразил Остин, но губы у него невольно сложились в улыбку при виде рассерженной физиономии Джека.
Он тут же напомнил себе, что Джек не заплатил ему то, что должен, хоть и собирался.
— Это же очевидно, — продолжал он. — Я не хочу, чтобы она заподозрила, чего ради я там у них. — Его губы сложились в жесткую прямую линию, и он протянул руку ладонью вверх. — Дай мне папку.
Джек медленно отступил.
— Ты хотя бы понимаешь, сколько неприятностей я рискую заработать, если дам тебе заглянуть в эту папку?
Непоколебимый Остин подошел к брату и выхватил из его рук скоросшиватель, который Джек безуспешно попытался спрятать за спину.
— А имеешь ли ты представление, сколько неприятностей у тебя уже сейчас? Оставь меня в покое и катись отсюда по-хорошему, ты, добрый, маленький, трусливый, психованный братец.
За десять минут до того Остин удивил своего брата, явившись к нему в кабинет, а потом до смерти напугал, закрыв дверь и заперев ее на ключ. И вот наконец-то досье очаровательной вдовы было у него в руках.
Джек продолжал канючить и упрашивать:
— Ты просто дал мне под дых, братишка! Знаешь, какие бабки мне предлагали за эту папку?
Небрежным движением Остин открыл скоросшиватель.
— А как же, — ответил он, не поднимая головы. — Я был здесь, когда репортер предлагал тебе двадцать тысяч. Но здесь другое дело, и ты отлично это понимаешь. Я имею право узнать, что за человек мать моего будущего ребенка, и наконец-то все сведения у меня под рукой.
Остин не мог отказать себе в удовольствии подразнить Джека. Мягко говоря, тот заслужил это.
— Откуда мне знать, что ты не. продашь информацию газетам? — спросил Джек, все еще поглядывая на папку с таким выражением, словно может отобрать ее в любой момент.
Остин прищурил глаза.
Джек бросился в кресло и со стоном схватился руками за голову.
Остин бегло глянул на первую страницу, желая лишь одного: чтобы Джек убрался отсюда и оставил его в покое. Он просто жаждал прочитать медицинскую карту Кэндис от корки до корки. Его снедало любопытство, которого не удовлетворяла сама Кэндис. Каждый раз, как он пытался завести с ней полунамеками разговор о ребенке, ее кошачьи глаза делались подозрительными и недоверчивыми.
Впрочем, он так и не смог получить информацию, потому что в присутствии Кэндис начисто забывал о ребенке.
К счастью, теперь у него в руках ответ на все жгучие вопросы.
— Она могла бы засадить меня в тюрьму за это.
Остин смерил Джека уничтожающим взглядом, нисколько не смягчившись.
— Я тоже мог бы засадить тебя в тюрьму, братишка. И помни, ты не попал бы в такую поганую историю, если бы не разыгрывал из себя Господа. Это был мой… мой образец, черт тебя дери!
Джек закрыл лицо ладонями и выглядел безнадежно удрученным. Остин вынужден был напрячь слух, чтобы разобрать его бормотание.
— Ты с ней знаком. Неужели тебе непонятно, что я не мог сказать ей о бесплодности спермы ее мужа?
— Ты полагаешь, что ей лучше было бы узнать обо мне? — съязвил Остин. — Эта женщина живет и дышит деньгами. Она спит на шелковых простынях и не умеет есть пиццу. Зато научилась есть ребрышки так, чтобы от косточки почти ничего не оставалось.
Джек поднял голову, разинув рот в полном изумлении. Остин молча выругал себя, спохватившись, что сказал больше, чем намеревался.
— Откуда ты все это знаешь? Ты хочешь сказать… хочешь сказать… — Джек встал и оперся ладонями о стол; краски вернулись на его лицо, и в глазах загорелся свет надежды. — Тебе нужно понять ее, верно?
Остин зарычал и уставился на папку, желая, чтобы брата поразила амнезия. Но этого не случилось.