Недоверчивые любовники

Ошеломленные происшедшим, они стояли в молчании, когда услышали, как заработал мотор и взвизгнули шины. Остин вдруг развернулся и хотел бежать к своему пикапу, бросив через плечо:

— Я его догоню.

Кэндис успела схватить его за руку.

— Слишком поздно.

Остин глянул на побледневшее личико — ему очень не понравилась нотка обреченности в ее голосе.

— Да будь все проклято…

— Миссис Дейл права, мистер Хайд, Он удрал, и теперь все, что вы можете, — молить Бога, чтобы этот подонок уронил и разбил свою камеру.

Остин от злости скрипнул зубами. У него все внутри переворачивалось при мысли о том, что репортер сделал снимки. Мало того, что сам он был совершенно голым, но и Кэндис выглядела соответственно в промокшей шелковой пижаме, которая мало что скрывала.

— Вы можете подать на него в суд, если он опубликует снимки! — почти выкрикнул Остин, чувствуя себя из рук вон скверно при воспоминании о том, какими вопросами журналист забрасывал Кэндис.

Искорка надежды на мгновение вспыхнула в ее глазах. Потом она вздохнула и покачала головой:

— Я могла бы, но им на это наплевать. Это им же на руку. Все, что мы предпримем, будет только подливать масла в огонь.

Миссис Мерриуэзер положила ружье, наклонилась и взяла на руки Люси. Как и они трое, зверюшка застыла на месте. Остин только теперь заметил, что бедное животное дрожит, без сомнения, напуганное всем этим шумом и суетой. Он знал, что Люси пугают даже громкие голоса, а выстрелы из ружья тем более.

Экономка посмотрела на них как ни в чем не бывало.

— Почему бы нам не пойти в дом и не позавтракать? Миссис Дейл, вы же знаете, что вас начнет тошнить, если вы ничего не съедите прямо сейчас.

Шагая рядом с подавленной Кэндис, Остин пытался угадать, что думает экономка. Было бы вполне естественно с ее стороны задать вопрос, каким образом они оба оказались в бассейне — Остин совсем голый, а Кэндис в пижаме. Но она ни о чем не спросила. Его восхищение этой особой достигло наивысшего уровня.

Он искоса поглядывал на Кэндис, от души желая хоть как-то ее утешить. Но пока не решался обратиться к ней. Винит ли она его в случившемся? А как же иначе! Ведь это он затеял всю заварушку, поддавшись желанию поплавать в бассейне, прежде чем спустит воду. И он не мог обижаться, если она рассердилась. Не полез бы он в воду, и Люси не стала бы его искать, а репортеру было бы нечего снимать.

Однако Остин не раскаивался в том, что они с Кэндис отдались друг другу. Не мог раскаиваться, как ни старался.

Надеялся, что и она не жалеет о происшедшем, хотя внешне это выглядело иначе.

* * *

Кэндис нанесла маленький мазок клея на сиденье миниатюрного кресла-качалки и медленно сосчитала до тридцати, прежде чем прижать детали одну к другой. Она работала без перерыва уже два часа. Руки устали и начали побаливать, однако ей не хотелось бросать дело.

Работа успокаивала, давала возможность серьезно подумать — это получалось лучше всего, когда Кэндис оставалась наедине с собой. Тарелка с нарезанными ломтиками апельсина стояла нетронутой на краю рабочего стола, но припрятанный пакетик шоколадного драже, который она держала на коленях, быстро уменьшался в объеме.

Волосы Кэндис собрала в небрежный пучок на макушке и обыскала весь свой обширный гардероб, чтобы подобрать самое старое, самое мягкое и удобное одеяние. Наткнулась на поношенное шелковое кимоно на несколько размеров больше, чем надо.

Приятная еда. Удобная одежда. Работа.

Поскольку кимоно было ей очень велико, оно являло собой превосходное укрытие для крошечных шоколадных конфеток от бдительной и чрезмерно заботливой экономки. Кэндис положила в рот очередную конфетку, мысленно поблагодарив Остина за то, что он купил это лакомство и передал ей незаметно для миссис Мерриуэзер.

Вспомнив о поспешной и ничем не привлекательной передаче контрабанды, Кэндис с досадой прикусила нижнюю губу. Прошла неделя с тех пор, как она вкусила райское наслаждение. Целая неделя после того, как репортер сделал снимки, но в газетах так и не появились вызывающие заголовки и фотографии, на которых она выбирается из бассейна в промокшей пижаме и в сопровождении голого Остина. И слава Богу, никаких его изображений во весь рост.

Кэндис недоверчиво покачала головой. Ей бы радоваться, но, к сожалению, нечему. Не может быть, чтобы им так повезло. Репортер не разбил свою камеру, как ему вслед пожелала миссис Мерриуэзер. А если и разбил, то вполне мог бы опубликовать историю без картинок.

Почему он этого не сделал? С каждым днем нервы у нее напрягались все сильнее, и она почти хотела, чтобы гроза наконец разразилась.

Почти.

Она потерла виски. Бедный Остин. Это ее вина, если его выставят на позор всему свету в голом виде на первой полосе газеты. Назовут его игрушкой богатой дамы, рабом для любви, как он пошутил на днях. Но на самом деле он вряд ли находил это таким уж забавным.