Недруг

– Что ж, очаровательно, – говорит Терренс. – Видите? Вот зачем нужны такие свободные разговоры. Мы болтаем ни о чем и узнаем много полезного.

Он снова начинает что-то печатать в экран. Заметки, наверное.

– Чем больше я узнаю, тем уютнее себя чувствую, – говорит он.

* * *

Когда мы наконец заканчиваем, Терренс встает.

– Думаю, мне пора наверх. – Он вытягивает руки над головой. – Надо разобрать вещи, подготовить оборудование. Устроиться, так сказать. Не обращайте внимания, если буду шуметь.

Оборудование? Для чего? И сколько этого оборудования?

– Совсем немного. Вам не о чем волноваться. Только все самое необходимое для сбора данных и прочего.

– Я покажу тебе комнату, – говорит Грета.

– Ах да, Джуниор. Не забудь принять две. – Он поднимает полупрозрачный пузырек с таблетками, встряхивает его. – Вот. Доктор прописал.

Что это такое? Обезболивающее?

– Да, – отвечает он. – Они помогут тебе восстановиться.

Плечо ноет, но как-то смутно. Я протягиваю руку, и он кладет мне на ладонь две синие капсулы.

– Должно помочь.

Они берут по паре сумок, которые Терренс принес из машины, и поднимаются наверх. Я встаю очень медленно, чувствуя скованность и боль. Знаю, что надо двигаться. Я ведь не ноги повредил. Убираю со стола. Стараюсь сильно не тревожить больное плечо, пока мою грязную посуду, сложенную рядом с раковиной. Труднее всего отскрести запекшийся яичный желток. Если не вытягивать руку, а прижимать ее к боку, боли почти не чувствуется.

Там, наверху, моя жена наедине со странным мужчиной, а я здесь, внизу, одной рукой мою посуду. Но что поделать? Как реагировать? Просто соглашаться со всем, стараться быть послушным и покладистым? Или стоит активнее сопротивляться всему происходящему? Требовать ответов?

Я слышу, как Грета ходит наверху, надо мной. Я знаю звук и силу ее шагов. Темп ходьбы. Удивительно, как узнаешь человека после того, как проживешь вместе с ним столько, сколько прожили мы с Гретой. Время, которое мы провели вместе, очень важно. Когда я улечу, мне будет не хватать этих тихих шагов. Ее шаги я всегда узнаю – как и ее голос.

Ходьба – это невербальное общение. По топоту Греты я могу понять, что она злится. Ходьба не так очевидна, как другие сигналы – запах, голос, смех, выражение лица. Можно ходить по-разному, но все же у каждого человека своя походка. Со временем многое запоминается – медленно, непреднамеренно. Я никогда не пытался специально сохранить в памяти ее походку. Такие вещи случаются сами собой.

Терренс не женат. Не знаю, понимает ли он суть брака, знает ли, что такое серьезные отношения. Нельзя по-настоящему понять, что такое отношения, пока сам не попробуешь. Вот почему у меня с Гретой все начиналось так волнительно. Мы стали парой, прикипели, но, по сути, совсем не знали друг о друге всех этих маленьких деталей.

Не получится сымитировать или прорепетировать жизнь с другим человеком. Ее надо прожить. Ничто не заменит душевную взаимосвязь, нет другого способа создать воспоминания. Например, я знаю, как Грета сморкается. Раньше я об этом не задумывался, а сейчас понял. Я знаю силу, ритм. Она всегда сморкается с одной и той же силой.

Такие наблюдения – ее шаги, то, как она сморкается, – сродни маленьким секретам.

Я буду скучать по ее шагам и по тому, как она сморкается. Интересно, чего еще мне будет не хватать. Интересно, что она знает обо мне, чего я сам о себе не знаю? Чего ей будет не хватать, когда я улечу?

Наверху открывается дверь, и кто-то проходит над моей головой. Грета смеется. Искренне. Как и у всех нас, у нее есть фальшивый смех и настоящий. Их я тоже научился различать. И точно знаю, что сейчас она смеется по-настоящему.

Я знаком с Терренсом уже несколько лет, всегда помню о нем, но если подумать, то я мало что о нем знаю. Я не только про личность и характер, но и про то, как они проявляются в жизни, как сознательно, так и непроизвольно. Требуется время, чтобы такое узнать. Много совместного времени. Не знаю, как он ходит по дому ночью и о чем думает, когда пытается заснуть.

Я в курсе, где он работает. Мне знакомо его лицо. Я узнаю его голос. Знаю его улыбку. Вот, собственно, и все. Не так уж и много. Все эти аспекты он может контролировать, чтобы сформировать о себе нужное представление. Но теперь он живет с нами, в нашем доме, ест нашу еду, пользуется нашей ванной комнатой, спит в нашей комнате для гостей. Наблюдает за мной, за нами.

Какова его истинная цель? Только ли наблюдать? Только ли вести интервью? Или у него есть какие-то скрытые мотивы?

Она снова смеется, на этот раз громче. Должно быть, он сказал что-то смешное. Не похож он на весельчака. Я не слышу, о чем они болтают. Ставлю последнюю тарелку из раковины в сушилку и опускаю руки в мыльную воду, чтобы убедиться, что там не осталось столовых приборов. Вытаскиваю пробку, и вода начинает уходить.