Недруги по разуму

– Все руги из экипажа «Звездного зверя» получат награду – дуо кедетов и повышение статуса, – сообщил Летящий. – Имена погибших занесут в Память Роя. Дже’кана… ну, о нем особый разговор. Я бы отправил его в синтезатор, но думаю, что Стратег решит наградить его Продлением Жизни. Что же касается дикаря…

– Говори! – поторопила Творительница после недолгой паузы.

– Запечатлители рвались пообщаться с ним и едва не устроили свалку – прямо при Великом Навигаторе! Защитникам пришлось…

– Детали меня не интересуют.

– Стратег передал его нам. Я распорядился, чтобы хадрати был максимально изолирован – его поместили в водном резервуаре третьей дюжины. Все равно он почти пуст.

– Хорошо, пусть посидит там, – согласилась Размышляющая. – Ты, Координатор, и ты, Советник, возглавите группу контакта, но торопиться с ним не стоит. Этот хадрати… кргх… этот посланец непрост, и я желаю, чтобы вся информация о нем была изучена и взвешена. Даже включая мнение этой Желтой… как ее?.. Па’тари?.. – она раздраженно сощурила глаза. – Пока мы не поймем, что ожидает нас в Голубой, Рой не сдвинется с места. Идите и работайте – тщательно, не торопясь!

С этими словами Творительница стукнула ладонью по пюпитру, и двое ее подчиненных направились к раздавшейся перед ними стене. Но там, у самого выхода, их догнал последний приказ:

– Еще одно… Запомните сами и передайте своим Помощникам и Посредникам: я запрещаю играть с хадрати в любые игры! Нарушителю забьют щель! Вы, Творители, владеете многим, и я не хочу, чтобы пленник стал хозяином половины Роя!

Глава 20

Жизнь – это низкая шутка, сыгранная с нашей благородной доверчивостью.

«Мысли и мнения, или Как сделать свой первый миллиард», «ТСА-букс», Терра-Марс.

Древнее пособие, авторство которого приписывается легендарному Язону динАльту.

Уже двадцать циклов – или, по-привычному, дней – Язон сидел в небольшом отсеке, примыкавшем к гигантской цилиндрической полости, которая соединялась с Роем столь же гигантским трубопроводом. Этот цилиндр трехкилометровой длины и соответствующего диаметра являлся водным резервуаром за номером тридцать шесть, но в данный момент был практически пуст – только на дне его плескалась белесоватая мутная жидкость. Сквозь прозрачную переборку Язон мог наблюдать, как убывают остатки влаги, исчезая с протяжными всхлипами в чревах титанических воронок, да пялиться на уходившие вдаль шеренги насосов, турбин, бункеров и остальную машинерию. Вся эта техника сейчас бездействовала, а свет, струившийся от внутренней обшивки, казался столь же слабым, как лунное сияние, профильтрованное толстым слоем облаков. Видимо, Рой и в самом деле был небогат ресурсами: энергии маловато, а запас воды уменьшается прямо на глазах.

Отсек, куда поместили Язона, предназначался для отдыха Работников, обслуживающих резервуар. Нужды в них в данный момент не было, так как вода и лед не поступали, а преимущества новой темницы казались неоспоримыми: вряд ли в Рое нашлось бы еще одно столь же уединенное местечко. Цилиндр тридцать шестого резервуара болтался на трубопроводе, словно на длинном прямом кронштейне, и попасть сюда можно было лишь двумя способами: снаружи, через фланцы для слива воды из корабельных трюмов, или через тот же трубопровод, в котором имелся коридор с вагонеткой-антигравом. Коридор тянулся километров на тридцать, и в нем дежурила охрана – не пара Желтых недоумков, а красные Стражи в изрядном числе. Может, десять, может, побольше… Прорваться к ним и устроить маленькую потасовку Язон все равно бы не смог: двери, разумеется, не отпирались, а терминала Памяти в его отсеке не было.

Зато тут был стандартный синтезатор, а также пара кресел, шестиугольный столик и все его имущество, включая подушки, скафандр, хронометр и неизменную парашу. Это давало массу возможностей, чтоб не сойти с ума от скуки: он мог есть, спать, сидеть, вспоминать о Мете, любоваться течением вод в резервуаре и болтать с Непоседой. Мрин разделял его заключение – то ли для того, чтобы пленник не разучился говорить, то ли потому, что Непоседу считали священной частной собственностью Язона, не отчуждаемой ни при каких обстоятельствах. Однако на к’ха, медальон-переводчик, это не распространялось – его изъяли.