Недури (СИ)

— А Толян, кстати, обещались быть — с. Вдруг интересно. — оповестил Ваня, следивший за мной в зеркало заднего вида. Я кивнул — Ну что ты, как неродной?

— Дай дух перевести, я месяца два на улицу просто так не выбирался. Бар — бар — бар. Надо попривыкнуть к социуму.

— Ты неправильно выражаешься, друг мой. — Вано аккуратно вывернул руль в право, перестраиваясь в ближайший ряд — Бухал — бухал — бухал, вот как надо.

Воцарилась тишина. Водитель потянулся к радио, очевидно, осознав, что подкол не удался, но Колька, не выносивший подобных неловкостей, решил «исправить» ситуацию:

— Минута прошла! Уже попривык?

— Нет.

Коля быстро начал меня щекотать, знает, паразит, как вывести на эмоции. Сквозь смех, я согласился с его вопросом.

— Не честно! Это под гнётом сказано было!

— А то! Куда без того!

Машина, наконец, наполнилась смехом, как раз на этом моменте мы стали заворачивать на круговое.

Секунда.

Резкий шум в ушах.

Тьма.

«Больно.» — единственная мысль в голове.

Очнулся я в какой — то подворотне. Сыро, темно. Облокотившись на стену, я побрёл к ближайшей арке. Голова невыносимо кружилась. Потерев шею, я попытался выпрямиться.

— Падла! — в спину вступило.

Через дорогу красовалось зелёное здание. «Аптека»— кричала вывеска. В тёмное время суток яркие буквы не только «кричали», но и слепили.

В голове гудело, я нащупал в кармане сто рублей. Размяв шею, я поплёлся через дорогу. Аккуратно, шаг за шагом, разгибаясь.

К двери я подошёл практически с ровной осанкой.

Она была открыта, видимо ревизия. (С чего, интересно, я сделал такой вывод?) Ну, не откажут же они в просьбе молодого человека?

— Девушка? — в первом помещении было пусто — Девушка? — повторил я. Почему именно девушка должна сейчас работать в круглосуточной аптеке, я не имел понятия, но звал я именно её.

Голова от света начала кружиться ещё сильнее. Я припал к стене.

Из — за двери выбежала молоденькая девчонка, лет 16–17, я был удивлён цвету её волос. Розовый. Вроде, аптека — это государственное серьёзное место, или нет? Ну, недовольные бабки, дедки тут точно шляются… Смело с её стороны.

«Как сахарная вата»— пронеслось в голове.

— Девушка, мне… — я попытался отстраниться от стены, но ноги не выдержали веса тела и подкосились. Рухнул. Сознание начало отключаться. Последнее, что помню, как девчонка медленно выбирается из — за прилавка, испуганно смотрит мне в глаза и убегает обратно в каморку.

«Вот она, клятва Гиппократа. В действии…» — подумал я, проваливаясь во мглу.

В следующий раз я очнулся на скамейке в парке. Мутным взглядом осмотрел окружающую обстановку. Рядом примостился грязноватой наружности мужичок.

Солнце напористо выжигало глаза, пытаюсь проморгаться. Почти получилось. Осень, а гляди — ка, печёт.

В нос ударили неприятные запахи от человека, очевидно, без определённого местожительства. Немного поёжившись от моих движений, он продолжил мирно читать какую — то газету.

Я аккуратно поднялся. Так. Не шатаюсь, уже хорошо. Попытался отыскать телефон. Чёрта с два, в карманах пусто. Даже сторублёвки нет. Не уж это деваха поработала? Теперь аптека грабит не только легально?

Наметив куда пойду, я выдвинулся.

***

Прошло уже полчаса, как я шагаю в направлении ворот. Только сейчас, кстати, поймал себя на мысли, что перебираю ногами на месте. Я остановился и взглянул вниз.

— Не понял. — делаю шаг и не отрываю взгляда от носков с лягушками, которые мне подарила сестра на двадцатилетие. Земля явно приминается, но вперёд я не сдвигаюсь с места. Теперь, стою с прищуренным взглядом, обыскиваю деревья на наличие камер. Объективов видно не было — Ну ладно — ладно, Колян! Я понял! Ха — ха! Очень смешно. Может, хорош шуток — то?

Никто не ответил.

Как они вообще смогли примостить именно тут, по этой линии, беговую дорожку? И главное, именно там, где… Других догадок, от чего я стоял на месте, у меня не было.

Брови сами по себе поползли в середину, я начинаю злиться.

Отскочив назад, встаю в позу низкого старта:

— Предупреждаю, если я сейчас опять в эту фигню вляпаюсь, виноваты будете вы! — делаю рывок и с размаху врезаюсь в какую — то стену, по ощущениям, бетонную: холодную и прочную.

С трудом оставшись на ногах, от злости начинаю крутиться вокруг своей оси, пытаясь отыскать шутников:

— Хватит уже! Пошутили и будет! Мне Персика кормить пора, день на улице! Ну, ребят!

В ответ тишина. Только мужчина на скамье удивлённо таращит глаза. Я взрываюсь:

— Чего тебе, старый?! Чего вылупился?!

Мужичок что — то ворчит, но взгляда не отводит.

Я, словно ошпаренный, срываюсь с места и быстро оказываюсь рядом с лавочкой:

— Ты чё, старый, не понял?! Отвернись, говорю!

Мужик медленно приподнялся и спокойно растянувшись, ка — а — ак дал мне газетой по лбу:

— Чавой орёшь, горластый?

Теперь я понял, что это был не мужик, а уже глубоко пожилой дедушка. Внутри неприятно засвербело, стало стыдно. Я невольно отвёл взгляд.

— Горланит и горланит, окаянный, совести у тебя нет. Не видать что ль, что люди занятые сидят? Читають? — дедок ещё раз огрел меня газетой.

— Э!