Недвижимость

Слышите?” – “Да, да, – сказала она в конце концов немного растерянно и, как прежде, тускло. – Я не поняла. А что такое?”

На Триумфальной ветер трепал над площадью огромные простыни мокрого снега; прохожие шагали, пряча лица; Маяковский побелел со спины и ссутулился; машины медленно ползли друг за другом; новый порыв ветра вывернул несколько зонтов; вот снова двинулись… дальше, дальше… поехали.

“Да ничего, – сказал я. – Я хотел попросить вас о небольшом одолжении. Понимаете, я бы хотел вас увидеть”.

Она молчала.

Потом спросила враждебно:

– Зачем?

Я сказал:

– Ксения, простите… мне трудно по телефону… Давайте встретимся. Пожалуйста, уделите мне десять минут. Это возможно?

Вы видели меня, я не страшный.

– Даже если бы и страшный, – ответила она. – Вообще это все как-то странно, ведь мы…

– Буквально пять минут, – перебил я. – Я вас не задержу. Сегодня уже поздно, наверное. Давайте завтра. Вы когда освободитесь?

– Завтра? – переспросила она безрадостно. – Честно говоря, я не совсем понимаю, зачем это, и…

– Я вас очень прошу.

– Я занята, да и вообще…

– Пять минут!

– Ну хорошо, – сдалась она. – Завтра? Не знаю… Когда?

– В любое время.

– Я буду в час на “Проспекте Мира”. Давайте в час пятнадцать.

Только недолго. Мне потом на студию.

– Отлично. На кольцевой?

– На радиальной.

– Час пятнадцать, – повторил я. – Радиальная. В центре зала?

– Да, – сказала она. – До свидания.

И положила трубку.

Ближе к Белорусскому метель поутихла. Серебряный кругляк солнца ненадолго появился над уступчатыми башнями, но пока тянулись через площадь, волнистые космы снега снова укутали его. За мостом дело пошло веселее. Без четверти час я миновал станцию метро “Динамо”, свернул на Театральную аллею, потыркался в небольшой пробке при выезде на Масловку, пожалел два рубля нищему, побиравшемуся перед светофором на углу Новой Башиловки

(на груди у него, помимо картонки с корявой надписью: “Помогите выжить”, висела также нанизанная на лохматую бечевку кипа рентгеновских снимков – должно быть, чтобы всякий желающий мог убедиться в справедливости поставленных ему диагнозов), миновал улицу Расковой, взглянул на часы и…

И вот именно тут – аккурат напротив кинотеатра “Прага” – это и случилось. Что ж, сальник помпы честно отрабатывал свое. Он отрабатывал!.. отрабатывал!.. отрабатывал!.. и в конце концов отработал: горячий тосол хлынул на двигатель, белый пар рванул из-под капота, затянув улицу почище лондонского тумана, я вспотел от ужаса и взял к обочине, произнося все приличествующие случаю слова.

Неразрывный поток автомобилей тянулся в сторону моста. Минуты две я бесплодно махал; потом, оскальзываясь, кинулся вправо от эстакады, под нее, к Савеловскому. Есть места, где живут только машины – человек там чувствует себя как таракан в часах на

Спасской башне. Снег уже снова хлестал по глазам, я закрылся ладонью. У входа густилась небольшая толпа. Заснеженный милицейский майор, бычась от плещущей в физиономию метели, упрямо хрипел в мегафон, и слова, расколовшись, отлетали от стены соседнего дома:

– …анция!.. крыта!.. ыта!.. ическим!.. ыта!.. ия!.. ическим!.. инам!..

И снова:

– …ыта!.. ыта!.. ическим!.. ическим!.. чинам!.. чинам!..

– По техническим? – тупо спросил я, тяжело дыша и озираясь.

– Опять бомбу ищут, – сказала женщина в вязаной шапке. – Когда ж это кончится, господи!

Большая стрелка на вокзальных часах уже торчала восклицательным знаком.

– Чтоб вас всех разорвало, – с досадой проговорил старик в мокрой ушанке и ватнике. – Мне ж на Щелковскую! И куда я теперя?..

– Типун тебе на язык! – возмутилась женщина. – Разорвало бы ему!.. Что плетет, старый черт!

Она плюнула и поспешила к остановке, наклонив голову и закрываясь платком от снега, горстями летящего в лицо.

Стоит ли подробно вспоминать все последующее? На “Проспекте

Мира” я оказался без двадцати два; пот лил с меня градом. Я стоял минут десять, безнадежно шаря глазами по толпе. Поезда вылетали из темноты туннеля с таким громом и скрежетом, будто снимали с рельсов стружку… Потом побрел на переход.

Марина позвонила около семи.

– Привет, – сказала она влажным хрупающим голосом. – Как дела?