— Я знаю, тебе сейчас некогда, но мне необходимо поговорить с тобой, — торопливо сказала она. — Можно войти?
— Разумеется. — Он впустил ее в комнату и провел на балкон.
Балкон с видом на море был гораздо просторнее, чем в их комнате. Рядом покачивали своими разлапистыми листьями пальмы. Ник кивнул на плетеное кресло, и Дейзи села.
— Я тут вспомнила про Троя и других лодочников. Конечно, мы поблагодарили их, но все-таки они, наверное, израсходовали много бензина, и я подумала, что им надо заплатить. Только я не знаю сколько. Что ты на это скажешь?
— Об этом я уже позаботился, — ответил Ник. — Я встречался с ними утром.
Так я и знала.
— Сколько ты им заплатил? Будет несправедливо, если мы…
— Насчет этого можешь не волноваться.
Голос у нее дрогнул.
— Они были так добры. На первый взгляд все они кажутся такими разгильдяями, однако стоило обратиться к ним за помощью… — Она судорожно сглотнула. — Вообще-то это я во всем виновата. Не надо было оставлять ее одну. Я ведь знала, что за ней никто не следит.
Ник сидел, закинув ногу за ногу.
— Я виноват не меньше тебя. Это я тебя расстроил, иначе ты не оставила бы ее.
Дейзи не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.
— Ты все правильно сказал. Все это правда. Я подумала, что если бы мы… — Она осеклась, не в силах выдавить из себя слова «занялись любовью». — Ну, если бы мы… сделали это… только один раз, мне бы удалось избавиться от наваждения.
Ник усмехнулся.
— Так, может, нам все-таки стоит это сделать?
— Нет, ты был прав: я не смогу жить с постоянным чувством вины. И потом… — Она вздохнула. — По-моему, то, что на самом деле произошло между нами, оказалось куда более эффективным.
— В смысле избавления от наваждения?
— Вот именно. Сейчас у меня такое чувство, будто мне сделали операцию и навсегда отбили охоту заниматься сексом. — Она замолчала. После непродолжительной паузы продолжила: — Не хочется казаться высокопарной, но это было что-то вроде лихорадки. Теперь я излечилась от нее.
Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Вдали слышался чей-то смех, урчание лодочного мотора. Не поднимая глаз, Ник сказал:
— Я сожалею, что все так вышло. Надо было просто проводить тебя и пожелать спокойной ночи.
У нее тоскливо сжалось сердце.
— Что ни делается, все к лучшему. На меня это подействовало, как укол пенициллина.
Впервые она осмелилась заглянуть ему в глаза. Оказалось, что это не так уж и тяжело. Он не был ни разгневан, ни даже раздражен. Напротив, в уголках его губ играла улыбка.
— По-всякому меня называли, но с пенициллином еще не сравнивали.
Дейзи попыталась улыбнуться в ответ.
— На самом деле с пенициллином я погорячилась. У меня на него аллергия.
— Тогда понятно, почему ты так болезненно на меня реагируешь.
Он снова улыбнулся, и у Дейзи екнуло сердце. Она вдруг подумала о том, как было бы хорошо, если бы они могли остаться друзьями. Однако совсем непросто сохранять дружеские отношения с мужчиной, к которому испытываешь влечение. Секс и дружба несовместимы.
— Что ж, не буду тебе мешать, — произнесла она, поднимаясь с кресла. — Увидимся в баре. И вот еще что. Боюсь, что позже у меня не будет возможности сказать… Надеюсь, я не испортила тебе отпуск.
— Я переживу. — Он пожал ей руку и поцеловал в щеку. — Будь счастлива.
— И ты тоже. — Дейзи приветливо улыбнулась ему и вышла.
А через десять дней после возвращения ее начали преследовать кошмары. Первый раз это случилось, когда она была одна. В другой раз рядом находился Саймон.
Охваченная животным ужасом, она вскочила, обливаясь потом.
Проснулся Саймон.
— Дейзи, что с тобой?
Она вздохнула с облегчением — это оказался всего лишь сон — и в изнеможении откинулась на подушку.
— Это ужасно, — пробормотала она, давясь слезами.
— Дорогая, расскажи мне.
Легко сказать, расскажи…
— Мне приснилось, что мы нашли Тэру слишком поздно. Она лежала на виндсерфере, но… — Она понятия не имела, откуда взялись эти страшные картины. Иссиня-бледное лицо, мертвый взгляд, болтающаяся в воде, обглоданная рыбами нога…
Саймон включил ночник.
— Ты продолжаешь винить в случившемся себя. Не могу понять почему.
— Потому что я не должна была бросать ее одну. А я бросила ее.
— Дейзи, но почему ты должна стеречь ее? Она же не трехлетний ребенок.
Они уже говорили на эту тему сразу по ее возвращении.
— Если ей нравится напиваться и рисковать жизнью, то это ее трудности, — продолжал он.
И это она уже слышала.
— Неужели ты никогда в жизни не совершал глупостей? Ни единого опрометчивого поступка?
Ее слова, казалось, застигли Саймона врасплох.
— Разумеется, совершал, однако…