Неестественные причины

Прежде чем я перейду к описанию того, как умер Морис, надо еще разъяснить два обстоятельства, хотя и не имеющих прямо­го отношения к делу. Оба совершенно не важны, я останавливаюсь на них просто по­тому, что они косвенно связаны с убийством Мориса и благодаря им удалось бросить по­дозрение на Лэтема и Брайса. Я не припи­сываю себе заслугу смерти Дороти Сетон. Это, конечно, моя работа, но я не ставила себе целью ее убить. К чему зря стараться убивать женщину, которая сама рвется на­встречу своей гибели? Ей все равно остава­лось жить недолго. Выпила бы она пузырек снотворного, или свалилась бы с обрыва в море во время какой-нибудь из своих дурацких ночных прогулок, или сломала бы шею, гоняя по окрестностям в машине с любов­ником, или просто бы упилась до смерти – так или иначе, это был только вопрос вре­мени. Меня это даже не особенно интересо­вало. Но потом, вскоре после ее отъезда с Алисой Керрисон в Ле-Туке, я вдруг наткну­лась на исписанные от руки страницы. Это была великолепная проза. Мне жаль, что люди, которые говорят, что якобы Морис Сетон не умел писать, лишены возможнос­ти ее прочесть. Если затронуты его чувства, он умел находить такие слова, что от них тлела бумага. А тут все его чувства были зат­ронуты – обида, оскорбленное мужское са­молюбие, ревность, злоба, жажда отомстить. Кто лучше меня мог понять, каково ему? Дол­жно быть, выразив это все на бумаге, он ис­пытал большое облегчение. И конечно, не на машинке, не мог же он допустить, чтобы ка­кая-то механика была посредником между его болью и его словами. Ему нужно было видеть, как строки образуются под рукой. Он, понятно, не собирался посылать это. Поедала я. Расклеила над паром очередное письмо к ней, он писал аккуратно раз в не­делю, и добавила эти страницы. Теперь, вспоминая, я даже сама не знаю, чего, собственно, ждала. Просто, должно быть, не удержалась, забавно было. Даже если бы она не уничтожила письмо, а привезла и предъя­вила ему, он не мог быть на сто процентов уверен, что не сам положил его по оплош­ности в конверт. Я ведь хорошо его знала. Он всю жизнь боялся своего подсознания, был убежден, что рано или поздно оно его выдаст. На следующий день я получила удо­вольствие, наблюдая, как он переполошил­ся – искал повсюду, мучился, посматривал на меня: не знаю ли? На вопрос, не выбра­сывала ли я его бумаг, я спокойно ответила, что сожгла какие-то ненужные обрезки. Лицо у него сразу просветлело, он предпо­чел думать, что я отправила его письмо в печку, не прочитав. Всякая иная возмож­ность была бы для него невыносима, вот он и верил, что дело обстояло так, как ему при­ятней, верил до самой смерти. Письмо это так и не было обнаружено. Я, мне кажется, знаю, куда оно делось. Но весь Монксмир уверен, что Морис Сетон написал своей жене что-то такое, из-за чего она покончила с со­бой. А у кого, на взгляд полиции, больше причин для мести, чем у ее любовника Оли­вера Лэтема?