Неестественные причины. Тайна Найтингейла

Оставшись одна у дверей коттеджа «Розмари», Селия Колтроп проводила взглядом две фигуры, исчезнувшие в темноте. Фальцет Джастина и смех Лэтэма еще долго доносились до ее слуха. В коттедже не горел свет, гостиная пустовала. Значит, Элизабет легла спать. Быстро же она примчалась домой от коттеджа «Дубильщик»! Ее тетка не знала, радоваться этому или печалиться. С одной стороны, она не отказалась бы сейчас от компании, но с другой – не выдержала бы вопросов, тем более спора. Необходимое обсуждение приходилось отложить: она слишком устала.

Селия включила настольную лампу, опустилась перед потухшим камином на колени и поворошила кочергой золу. Потом, с трудом выпрямившись, с кряхтением, как старуха, села в кресло. Напротив зияло жалкой пустотой такое же кресло, тоже заваленное мягкими подушками. В нем памятным октябрьским днем шесть лет назад сидел Морис. Тогда, в день коронерского осмотра, окна сотрясались от порывов холодного ветра с дождем. В камине трещал огонь. Она ждала его, приготовила комнату. Огонь в камине и единственная неяркая лампа отражались, как и было задумано, полированной мебелью красного дерева, розовые и синие оттенки подушек и ковров тонули в мягкой тени. Поднос с напитками находился под рукой. Ничего не было оставлено на волю случая. Она ждала его напряженно, как девушка первого свидания. Платье из мягкой серо-голубой шерсти стройнило и молодило ее. Оно и теперь висело в шкафу. С тех пор Селия ни разу не надевала его. Он уселся тогда напротив нее, одеревеневший, весь в черном, траурном – маленький смешной человечек в черном галстуке, с нарукавной повязкой, с неподвижным от горя лицом. Но она не поняла тогда, что Морис горюет: как можно было оплакивать это пустое самовлюбленное чудовище, эту нимфоманку? Конечно, он не мог избежать шока: ему сказали, что Дороти погибла, утопилась. Морис прошел через ужас опознания выуженного из воды трупа, коронерского осмотра, белых осуждающих лиц. Заранее знал, что они скажут: это он довел жену до самоубийства. Неудивительно, что он выглядел потрясенным и больным. Но горе? Ей как-то не приходило в голову, что он может ее оплакивать. Она почему-то считала само собой разумеющимся, что в глубине души Морис испытывает облегчение от того, что настал конец его многолетним мучениям, самоконтролю, что он может начать жить заново. Рядом с ним будет теперь она, готовая помочь, как помогала своим сочувствием и советом при жизни Дороти. Морис – писатель, творческий человек, нуждается в нежности и понимании. Отныне он расстанется с одиночеством.

Теперь Селия не знала, любила ли его тогда. Трудно было вспомнить. Вероятно, это не было той любовью, какой она ее представляла. Но все равно она подошла совсем близко к этому желанному, ускользающему, наполнявшему ее воображение катаклизму. Почти в сорока своих романах Селия подделывала любовь, но подлинной монеты у нее никогда не водилось.