Неестественные причины. Тайна Найтингейла

Нынче ее страх был острее, неудержимее привычной тоски – плода одиночества и отрезанности от мира. Она боялась, что ее убьют. Начиналось это как заигрывание со страхом, сознательное, взвешенное пренебрежение приятными мурашками, сопровождающими чувство опасности. Но воображение сыграло с ней злую шутку: оно вдруг вышло из-под контроля. Придуманный страх превратился в настоящий. Теперь Сильвия, сидя одна в коттедже, была беспомощна и очень боялась. Она представляла мягкий песок на улице, огражденной высокой живой изгородью, чернеющей в ночи. Если убийца явится ночью, то она не услышит, как он будет приближаться, ступая по песку. Инспектор Реклесс получал от нее один и тот же ответ на свой навязчивый вопрос: можно ли, ступая с осторожностью, миновать коттедж так, чтобы остаться неуслышанным и незамеченным? А если тащить труп? Здесь судить было труднее, но все равно возможность прошмыгнуть мимо оставалась. Спала она крепко, с закрытыми окнами и задернутыми шторами. Только нынче он не будет тащить труп, а придет за ней, придет один – с топориком, с ножом, с веревкой в руках… Сильвия попыталась представить его лицо. Это будет знакомое лицо; даже без настойчивых вопросов инспектора она знала, что убийца Мориса Сетона живет на Монксмире. Но ночью его лицо будет белым и неподвижным от напряжения, лицом хищника, подкрадывающегося к жертве. Возможно, он уже стоит у калитки и гадает, заскрипят ли петли, если ее толкнуть… Хотя ему следовало бы знать, что без скрипа не обойдется. Это знает весь Монксмир. Только зачем ему об этом тревожиться? Если Сильвия закричит, поблизости не будет никого, чтобы услышать ее. Убежать она не сможет – это ему тем более известно.

От отчаяния она озиралась, взгляд скользил по тяжелой темной мебели, привезенной сюда матерью, вышедшей замуж. И резной книжный шкаф, и угловой буфет послужили бы хорошей баррикадой для двери, если бы она смогла сдвинуть их с места. Но Сильвия была беспомощна. Встав с узкой кровати и взяв костыли, она потащилась в кухню. В стекле кухонного буфета отразилось ее лицо – белая луна с темными провалами глаз, тяжелые и сырые, как у утопленницы, волосы. Лицо ведьмы! «Триста лет назад меня сожгли бы живьем, – подумала Сильвия. – А теперь даже не боятся».

Что хуже, когда тебя боятся или когда жалеют? Распахнув дверцу кухонного шкафа, она набрала ложек и вилок, чтобы разложить их на узком подоконнике. В тишине слышала свое хриплое дыхание. Немного подумав, Сильвия поставила на подоконник два стакана. Если он полезет в кухонное окно, то ее предупредит о вторжении звон падающих приборов и бьющегося стекла. Она оглядела кухню в поисках оружия. Нож для разделки мяса? Великоват, да и тупой. Кухонные ножницы? Сильвия взяла их и попыталась разнять надвое, но это оказалось не под силу даже ее тренированным рукам. Потом она вспомнила про сломанный нож, которым обычно чистила овощи. Коническое лезвие имело всего шесть дюймов в длину, зато нож был острый и удобный. Сильвия поточила лезвие о каменный край кухонной раковины и проверила пальцем. Лучше, чем ничего! С этим оружием она почувствовала себя увереннее. Убедившись в прочности петель входной двери, расставила маленькие стеклянные украшения из углового буфета на подоконнике гостиной. Не снимая с ног протезов, уселась на кровати прямо, положив на подушку рядом с собой тяжелое стеклянное пресс-папье и сжимая в руке нож. Так она застыла, дожидаясь, когда пройдет приступ страха, сотрясаясь всем телом от сердцебиения и напрягая слух, чтобы уловить сквозь вой ветра скрип садовой калитки и звон падающего стекла.

Книга вторая. Лондон

1

Дэлглиш выехал следующим утром, после раннего одинокого завтрака и звонка Реклессу. Надо было узнать лондонский адрес Дигби Сетона и название отеля, где ночевала Элизабет Марли. Он не объяснил, зачем это, а Реклесс не спрашивал: он сообщил требуемые сведения и пожелал Дэлглишу безопасного, приятного пути. Адам усомнился в том, что оба пожелания осуществятся, однако поблагодарил инспектора за помощь. Оба не старались скрыть иронию в голосе. От взаимной неприязни искрились, казалось, телефонные провода.

Тревожить Джастина Брайса в такую рань было не очень вежливо, но Дэлглишу понадобилась фотография компании на пляже. Ее сделали несколько лет назад, но Сетоны, Оливер Лэтэм и сам Брайс были на ней очень похожи на себя, что должно было помочь опознанию.

В ответ на стук в дверь Брайс спустился. В этот ранний час он плохо соображал и с трудом ворочал языком. Смысл просьбы Дэлглиша дошел до него не сразу, но вскоре он достал фотографию. Мысль, что отдавать ее неразумно, возникла позднее, когда Дэлглиш уходил. Брайс двинулся за ним по дорожке, взволнованно блея:

– Только не говорите Оливеру, что я вам ее одолжил, хорошо, Адам? Он взбесится, если узнает о моем сотрудничестве с полицией. Оливер, боюсь, не вполне вам доверяет. Умоляю, сохраните это в тайне!