Неестественные причины. Тайна Найтингейла

Вот вам основное доказательство здорового скептицизма, подумал Дэлглиш. Ты не веришь во что-то, следовательно, это не существует. Не мучимый фантазиями, ты можешь вознаградить свою убежденность хотя бы тем, что становишься бесспорным владельцем садового сарая, когда тебе плохо. Просто замечательно. Не следует ли поинтересоваться причиной ее огорчения, подумал он, и, может быть, посоветовать, чтоб она доверилась главной сестре? Неужели причиной таких исступленных рыданий и в самом деле были лишь знаки внимания со стороны Билла Бейли, неужели они вызвали столь горячее негодование? Бейли был хороший сыщик, но не всегда умел найти подход к людям. Нельзя позволять себе быть слишком требовательным. Каждый сыщик независимо от своего опыта знал, что это значит — невольно вызвать враждебность свидетеля. Если это произошло, черта с два вытянешь что-нибудь полезное из нее — а так обычно бывало с женщинами, — даже если неприязнь отчасти и подсознательная. Успех в расследовании убийства зависит в основном от того, сумеешь ли ты разговорить человека, сделать так, чтобы он захотел тебе помочь. Билл Бейли потерпел явную неудачу с Мораг Смит. Адам Дэлглиш тоже в свое время терпел неудачи.

Он вспомнил, что рассказал ему инспектор Бейли о двух горничных во время того короткого часового обсуждения, когда передавал дела.

«Они здесь ни при чем. Старуха, мисс Марта Коллинз, работает в больнице уже сорок лет, и, если бы страдала манией убийства, это давным-давно проявилось бы. Ее больше всего беспокоит кража дезинфицирующего средства из уборной. Похоже, воспринимает это как личное оскорбление. Вероятно, считает, что несет ответственность за состояние уборной, а за убийство — нет. Что касается девушки, Мораг Смит, по-моему, она полоумная и упряма как осел. Она могла бы сделать это, но сколько ни думаю — не вижу причин. Насколько мне известно, Хедер Пирс ничем ее не расстроила. И во всяком случае, у нее не было на это времени. Мораг перевели из врачебного корпуса в Найтингейл только за день до смерти Пирс. Как я понимаю, ей не слишком понравилась такая перемена, но вряд ли это повод для того, чтобы убивать учениц медучилища. И кроме того, девчонка не испугана. Упряма, но не испугана. Если она и в самом деле убила, сильно сомневаюсь, что вы когда-нибудь сможете это доказать».

Они все так же молчали. Он не горел желанием вникать в ее горести и подозревал, что ей просто-напросто захотелось хорошенько выплакаться. Для этого она и укрылась в свой тайник — желала побыть наедине со своими переживаниями, даже если физическое уединение было нарушено. Он сам был очень скрытным человеком и потому не имел склонности интересоваться чужими переживаниями, хотя многие люди тешат себя иллюзией, что таким образом проявляют участие. Он же редко проявлял участие. В нем всегда жил интерес к людям, и никакие их поступки больше уже не удивляли его. Однако он не вмешивался. Вполне понятно, что ей мог понравиться сарай, напоминавший своим запахом о доме.

До него вдруг дошло невнятное бормотание. Она вернулась к перечислению своих горестей:

— И все-то глядел на меня, прям мочи нет. И все время спрашивал одно и то же. Да еще задавака. Сразу видно: больно много о себе воображает. — Она вдруг повернулась к Дэлглишу. — А ты приставать не будешь? — спросила она.

Дэлглиш ответил со всей серьезностью:

— Да нет. Я не в том возрасте, чтобы приставать, когда замерз и устал. В мои годы нужен домашний уют, чтобы заниматься этим с удовольствием для партнера и с честью для себя.

Она посмотрела на него то ли с недоверием, то ли с сочувствием:

— Ты не такой уж старый. А за платок спасибо.

И, последний раз с силой высморкавшись, протянула ему платок. Удержавшись от искушения незаметно бросить его под лавку, Дэлглиш сунул платок в карман. Он было поднялся, чтобы идти, когда вдруг краем уха услышал ее последние слова.

— Что ты сказала? — спросил он как можно более спокойным тоном, стараясь не выказать излишнего любопытства.

— Я сказала, — ответила она угрюмо, — что он так и не узнал, что я пила молоко, чтоб он пропал. Я ему ничего не сказала.

— Ты что, имеешь в виду молоко, которое стояло в демонстрационной комнате? А когда ты его пила?

Он старался говорить как бы между прочим, словно его это мало интересовало. Но сознавал, что в хибаре стало совсем тихо и что пара колючих глаз уставилась на него. Неужели она действительно не соображала, что она ему говорит?

— Это было в восемь часов, может, минутой раньше. Я зашла в демонстрационную поглядеть, не там ли оставила свою банку с полировкой. А на тележке стояла эта бутылка с молоком, и я отпила немного. Совсем чуточку.

— Прямо из бутылки?

— А откуда чашке-то взяться? Я хотела пить, увидела молоко, ну мне и захотелось. Взяла и глотнула.

— Ты только сливки сверху сглотнула? — задал он самый важный вопрос.

— Там не было сливок. Это не такое молоко.

Его сердце забилось от волнения.

— А что ты потом сделала?

— Ничего.

— А разве ты не боялась, что директриса заметит, что бутылка не полная?