Сэвилл-Мэншнс, викторианский многоквартирный дом неподалеку от Марилебон-роуд, выглядел вполне респектабельно и благополучно, однако не отличался чрезмерной роскошью. Как Мастерсон и предполагал, ему с трудом удалось найти свободное место, чтобы припарковать машину, и, когда он вошел в подъезд, часы показывали уже больше половины восьмого. В вестибюле сразу бросилась в глаза витиеватая чугунная решетка, закрывавшая кабину лифта, и конторка, за которой восседал швейцар в униформе. Не собираясь объяснять, по какому делу пришел, Мастерсон лишь небрежно кивнул ему и легко взбежал по ступенькам. Квартира номер 23 находилась на третьем этаже. Он нажал кнопку и приготовился ждать.
Но дверь тут же открылась, и он едва не очутился в объятиях странного создания женского пола, размалеванного, точно карикатурная шлюха из какой-нибудь театральной постановки, и облаченного в короткое вечернее платье из огненно-красного шифона, которое выглядело бы неуместно даже на женщине вдвое моложе. Лиф платья был так сильно декольтирован, что Мастерсон узрел складку между обвислыми грудями, высоко поднятыми бюстгальтером, и катышки пудры в тех местах, где потрескалась сухая желтая кожа. На ресницах толстым слоем лежала тушь; чуть не добела высветленные жидкие волосенки обрамляли длинными лакированными прядями истасканное лицо; пунцовый рот открылся от неожиданного испуга. Удивление было взаимным. Они смотрели друг на друга, словно не веря собственным глазам. Выражение облегчения на ее лице сменилось разочарованием, и это выглядело даже комично.
Мастерсон первым пришел в себя и представился.
— Помните, — сказал он, — я звонил вам сегодня утром и договорился о встрече?
— Я не могу принять вас сейчас. Я как раз собираюсь уходить. Думала, что это мой партнер по танцам. Вы говорили, что придете раньше.
Противный визгливый голос от досады стал еще визгливее. Похоже было, что она вот-вот захлопнет дверь у него перед носом. Он быстро поставил ногу на порог.
— Простите. Случилась непредвиденная задержка.
Непредвиденная задержка. Так оно и было. Эта бурная, но в конечном итоге весьма приятная интерлюдия на заднем сиденье машины заняла больше времени, чем он рассчитывал. Вдобавок, несмотря на то что зимой темнеет рано, слишком долго пришлось искать достаточно уединенное место. Не много встречалось по Гилдфордскому шоссе поворотов на такие проселочные дороги, где обочины заросли травой, а по тропинкам почти никто не ходит. Да еще Джулия Пардоу оказалась привередой. Каждый раз, притормаживая в подходящем месте, он выслушивал ее спокойное: «Не здесь». Он увидел ее, когда она собиралась пересечь улицу, направляясь к входу на Хедерингфилдский вокзал. Он затормозил, но вместо того чтобы показать жестом, что он ее пропускает, перегнулся через сиденье и открыл для нее дверцу машины. Лишь на секунду замявшись, она шагнула к нему, качнув подолом пальто над высокими, до колен, сапожками, и, не сказав ни слова и даже не взглянув на него, скользнула на сиденье рядом с ним.
— Едете в город? — спросил он.
Она кивнула и молча улыбнулась, не сводя глаз с ветрового стекла. Все оказалось очень просто. За всю дорогу она едва ли произнесла десяток слов. Его робкие или более открытые первые шаги, которые, по его понятию, требовались для заигрывания, не встретили отклика. Словно он был просто шофером, с которым она вынуждена была сидеть рядом. В конце концов, закипая от гнева и унижения, он начал сомневаться, уж не ошибся ли он. Однако ему придавала уверенности эта сосредоточенная неподвижность, взгляд пронзительно-синих глаз, который подолгу задерживался на его руках, поглаживающих руль или переключающих скорость. Конечно же, она хотела этого. Хотела так же, как и он. Но вряд ли можно было назвать это развлечением на бегу. Одну вещь, как ни странно, она ему сказала. Она направлялась на свидание с Хилдой Ролф; после раннего ужина они собирались пойти в театр. Что ж, или им придется обойтись без ужина, или пропустить первое действие — в любом случае ей это было совершенно безразлично.
— И как ты собираешься объяснить свое опоздание сестре Ролф? Или теперь решишь вовсе не ехать к ней? — спросил он, хоть и не так уж его это интересовало.
Она пожала плечами:
— Скажу правду. Может, это пойдет ей на пользу. — Заметив, как он тут же нахмурился, она презрительно добавила: — Можете не волноваться! Она не побежит доносить мистеру Дэлглишу. Хилда не такая.
Мастерсон надеялся, что она права. Этого Дэлглиш ему не простил бы.
— А что она сделает? — спросил он.
— Если скажу? Бросит работу, наверно; уйдет из больницы. Ей уж порядком здесь надоело. Она не уходит только из-за меня.
Стараясь вырвать из памяти этот высокий безжалостный голос и вернуться в настоящее, Мастерсон заставил себя улыбнуться совершенно другой женщине, стоящей перед ним, и произнес примирительным тоном:
— Дорога, знаете ли… Мне пришлось добираться из Гемпшира. Но я не задержу вас.