Неестественные причины. Тайна Найтингейла

Поразительная самовлюбленность, подумал Дэлглиш. Даже смерть его брата должна рассматриваться по отношению к нему самому. Он стоял, безмятежно самодовольный, в центре собственного мироздания, в то время как другие — брат, любовница, пациент — вращались вокруг этого центрального светила, существуя лишь благодаря исходившему от него теплу и свету, послушные его центростремительной силе. Но не так ли и большинство людей воспринимают себя? Разве Мэри Тейлор менее эгоцентрична? А он сам? Может, просто они более тонко потворствуют этой самой самовлюбленности, составляющей их суть?

Хирург подошел к своему черному чемоданчику с инструментами, вынул оттуда зеркало на металлическом ободке и закрепил его у себя на голове. Он вернулся к Дэлглишу, держа в руках офтальмоскоп, и уселся напротив своего пациента. Они сидели, почти касаясь друг друга лбами. Правым глазом Дэлглиш ощущал металлический холодок инструмента.

— Смотрите прямо, — скомандовал Кортни-Бриггз.

Дэлглиш послушно уставился на крошечную точку света.

— Вы вышли из главного корпуса больницы около полуночи, — сказал он. — А разговаривали с привратником у главных ворот в двенадцать тридцать две. Где вы находились в этом промежутке времени?

— Я уже говорил вам. Дорогу перегородило упавшее дерево. И я потратил несколько минут, чтобы осмотреть это место и позаботиться о том, чтобы другие не пострадали, наткнувшись на него.

— Именно это и произошло с одним человеком. В двенадцать семнадцать. Никакого шарфа, предупреждающего об опасности, в это время на дереве не было.

Офтальмоскоп передвинулся к другому глазу. Дыхание хирурга было совершенно спокойным.

— Он ошибся.

— Он так не считает.

— Из этого вы делаете вывод, что я подъехал к поваленному дереву после двенадцати часов семнадцати минут. Может быть и так. Я ведь не придумывал себе алиби, потому и не смотрел на часы каждые две минуты.

— Но вы не хотите сказать, что дорога от главного корпуса до этого места заняла у вас больше семнадцати минут?

— Ну неужели вам непонятно, что я мог выдать целый ряд соображений, объясняющих эту задержку. Я мог бы заявить, что мне понадобилось, как вы выражаетесь на своем несуразном полицейском жаргоне, отдать долг природе, а для этого пришлось выйти из машины и поразмышлять среди деревьев?

— И вы это сделали?

— Может быть. Когда я кончу заниматься вашей головой, на которую, кстати, надо наложить с десяток швов, я подумаю об этом как следует. А теперь простите, но мне нужно сосредоточиться на своей работе.

Неслышно вернулась главная сестра. Она заняла свое место возле Кортни-Бриггза, будто прислужница, ожидающая приказаний. Лицо ее было очень бледным. Не дожидаясь, пока она заговорит, хирург протянул ей офтальмоскоп.

— Все, кто должен быть в Доме Найтингейла, находятся в своих комнатах, — сказала она.

Кортни-Бриггз прощупывал левое плечо Дэлглиша своими сильными пальцами, причиняя ему боль при каждом нажатии.

— С ключицей, кажется, все в порядке, — сказал он. — Сильный ушиб, но перелома нет. Должно быть, высокая женщина на вас напала. Вы ведь и сами ростом выше шести футов.

— Если только это была женщина. Или она воспользовалась каким-то длинным орудием, клюшкой для гольфа, например.

— Клюшкой для гольфа… А как насчет ваших клюшек, сестра? Где вы их держите?

— Внизу, в холле, — подавленно ответила она. — Мешок с ними обычно стоит прямо у двери.

— В таком случае вам лучше было бы проверить их.

Ее не было меньше двух минут, мужчины ждали в молчании. Вернувшись, она сказала, обращаясь непосредственно к Дэлглишу:

— Нет одной клюшки с железной головкой.

Это известие, кажется, приободрило Кортни-Бриггза.

— Ну вот вам и орудие нападения! — чуть ли не радостно воскликнул он. — Только нет смысла искать его сейчас. Наверняка лежит где-нибудь в парке. Ваши люди могут найти его завтра и проделать все, что полагается в таких случаях: снять отпечатки пальцев, проверить, нет ли следов крови или волос, ну и тому подобное. А сейчас вы просто не в том состоянии, чтобы беспокоиться по этому поводу. Нам надо наложить швы на рану. Мне придется перевезти вас в операционную амбулаторного отделения. Вам ведь нужен наркоз.

— Не надо мне наркоза.

— Тогда я могу сделать местное обезболивание. Просто несколько уколов вокруг раны. Мы могли бы сделать это здесь, сестра.

— Не надо мне никакого обезболивания. Просто зашейте.

— У вас очень глубокая рана, — терпеливо, как ребенку, стал объяснять Кортни-Бриггз, — и необходимо наложить швы. И будет очень больно, если вы откажетесь от наркоза.

— Говорю вам: не надо никакого наркоза. И никаких профилактических инъекций пенициллина или противостолбнячной сыворотки тоже не надо. Просто наложите швы.

Он почувствовал, как они переглянулись. Он понимал, что выглядит безрассудным упрямцем, но ему было уже все равно. Ну почему они тянут?

— Если вы предпочитаете другого хирурга… — заговорил Кортни-Бриггз каким-то странным, официальным тоном.

— Нет, я просто хочу, чтобы вы не тянули с этим делом.

На мгновение воцарилась тишина. Потом хирург сказал:

— Хорошо. Я постараюсь побыстрее.