Дэлглиш не стал ждать протестующего вопля Брайса. Спор предсказуемо вырождался в литературную перебранку. Удивляться нечему: он уже замечал за своими собратьями по перу эту склонность, но становиться участником подобных баталий не стремился. Сейчас спорщики могли в любой момент затребовать его мнение, после чего уничтожающей критике подверглись бы стихи Адама. Хотя этот спор отвлекал их от темы убийства, существовали более приятные способы провести вечер. Придержав дверь для тети, входившей с подносом, он воспользовался этим шансом улизнуть. Возможно, с его стороны было не слишком порядочно оставлять Джейн Дэлглиш в такой момент на растерзание гостям, но у него не вызывала сомнений ее живучесть, в отличие от своей собственной.
В его комнате царила блаженная тишина: добротность постройки и дубовые доски служили защитой от проникновения сварливых голосов снизу. Адам распахнул окно, выходившее на море, и удержал створки, не позволив ветру захлопнуть их. Ветер, ворвавшись в комнату, разворошил покрывало на кровати, сдул бумаги с письменного стола и, как рука великана-невидимки, перелистал страницы тома Джейн Остен, который Адам почитывал на сон грядущий. Он задохнулся и схватился за подоконник, принимая в лицо брызги и чувствуя, как сохнет на губах соль. Когда Адам захлопнул окно, уши заложило от почти абсолютной тишины. Даже грохот прибоя показался далеким и слабым.
В комнате было холодно. Он накинул халат и включил в умеренном режиме электрический камин. Потом собрал разлетевшиеся листы и сложил их с преувеличенной аккуратностью, один к одному, на маленьком письменном столе. Белые квадраты будто бросали ему упрек, и Адам вспомнил, что не написал Деборе. Дело было не в лени, не в чрезвычайной занятости, не в убийстве Сетона, занявшем все его мысли. Он знал, почему медлит. Дело было в трусливом нежелании брать на себя лишние обязательства, выдавливать хотя бы одно лишнее слово, пока не примет решение о будущем. А к нему Адам был в этот вечер ни на йоту ближе, чем в первый день своего отпуска. Прощаясь с Деборой перед отъездом, он надеялся, что она понимает и принимает этот перерыв, который станет для них, возможно, решающим. Она знала, что он покатил на Монксмир в одиночку не для того, чтобы сбежать из Лондона или отдохнуть от напряжения последнего расследования. То и другое не объясняло, почему ей нельзя составить ему компанию. Не такой уж незаменимой Дебора была на работе. Но Адам ее не позвал, а она ограничилась на прощание словами: «Вспоминай меня в Блитберге». Школа, которую Дебора окончила, находилась вблизи Саутуолда, Суффолк она знала и любила. Что ж, он ее помнил, и не только в Блитберге. Внезапно Адам затосковал по ней. Чувство было настолько сильное, что он уже не думал о том, нужно ли написать ей. Ему так остро захотелось снова увидеть ее, услышать голос, что вся его неуверенность и недоверие к себе показались мелочью, такой же нелепой выдумкой, как мрачное ощущение ночного кошмара, улетучивающееся при свете дня. Возникла потребность прямо сейчас поговорить с Деборой. Но в гостиной было полно народу. Адам зажег настольную лампу, сел за стол, отвинтил колпачок ручки. Слова, как это порой с ним случалось, пришли просто, без малейшего усилия. Он застрочил, не делая пауз для раздумий, даже не спрашивая себя, искренни ли эти строки.
Эти метафоры, как всегда бывает со стихами, родились по внутреннему побуждению. Излишне уточнять какому. Не стану утверждать, что мне не хватает тебя здесь. А вот быть с тобой мне бы сейчас очень хотелось. Это место полно смерти и прочих неприятностей — не знаю, что хуже… Если не помешает воля Бога и уголовной полиции Суффолка, то я вернусь в Лондон к вечеру пятницы. Хорошо, если бы ты смогла быть в Куинхите».
На записку ушло, видимо, больше времени, чем он предполагал, потому что стук в дверь стал для него неожиданностью.
— Они уходят, Адам, — сообщила Джейн Дэлглиш. — Не знаю, считаешь ли ты необходимым попрощаться.
Он спустился вместе с ней. Гости действительно расходились, и он с удивлением увидел, что часы показывают уже 11.20. С ним никто не заговорил, его появление оставило всех равнодушными, как раньше его уход. Камин потух, на дне оставалась горка белого пепла. Брайс подавал Селии Колтроп пальто, до Дэлглиша долетели ее слова: