Неестественные причины

– Но я же объяснил! – чуть не взвыл Сетон. – Ведь больше же никого родных нет. И у нас вообще отношения были вполне ничего. Я всегда старался с ним ладить. Не так-то это было и трудно, надо сказать, – только подольститься немного, книги его безобразные похвалить, проявить внимание. Я вообще стараюсь с людьми ладить по возможности. Всякие там ссоры, разборы – это не в моем вкусе. Долго его переносить я бы, конечно, не смог, но мы и общались нечасто. Последний раз виделись в конце августа, в дополнительный выходной, я же вам говорил. А он страдал от одиночества. И, кроме меня, у него никого родных не осталось. Ему хотелось верить, что мы – близкие люди.

Реклесс сказал:

– Значит, вы поддерживали с ним отношения ради денег. А он с вами – чтобы не страдать от одиночества?

– А что же. Такова жизнь, – нисколько не смутившись, ответил Сетон. – Нам всем друг от друга что-то нужно. Вас, инспектор, кто-нибудь любит просто так, ни за что?

Реклесс встал и вышел через открытую стеклянную дверь. Далглиш вышел следом, и они молча постояли на каменной террасе. Ветер посвежел, но солнце по-прежнему сияло, разливая золотой теплый свет. По сине-зеленой поверхности моря шквалистый ветер гнал, как легкие бумажки, несколько белых парусов. Реклесс присел на ступени, ведущие на узкую лужайку, позади которой берег круто обрывался к воде. Далглиш почувствовал, что, возвышаясь над сидящим Реклессом, он как бы имеет над ним лишнее преимущество, и тоже опустился рядом. Каменные ступени оказались неожиданно холодными, напомнив о том, как слабосильно тепло осеннего солнца.

Инспектор сказал:

– Тут нет спуска к морю. Казалось бы, Морису Сетону естественно было иметь свой отдельный выход на пляж. По Кожевенному проулку крюк получается.

– Здесь довольно высокий обрыв и не на всех уровнях каменный. Ступени были бы непрочные, – предположил Далглиш.

– Возможно. Странный он, похоже, был человек. Аккуратист. Педант. Взять, к примеру, ту картотеку. Он собирал сюжеты из газет, журналов, от людей. А иногда и сам придумывал. И все аккуратно заносил на карточки, вдруг когда-нибудь пригодится.

– А та идея, что ему мисс Кэлтроп подкинула?

– Ее в картотеке нет. Но это еще ничего не значит. Сильвия Кедж говорит, что при Сетоне двери обычно не запирались. Здесь, на мысу, похоже, вообще запирать двери не принято. Кто угодно мог зайти и карточку вынуть. И точно так же кто угодно мог ее прочитать. Соседи приходят, уходят, когда вздумается. Одиночество их гонит, надо полагать. Если, конечно, принять за факт, что Сетон действительно записал на карточку ее подсказку.

– И что мисс Кэлтроп действительно ему это подсказала.

Реклесс посмотрел на Далглиша.

– Вы тоже об этом подумали? А как вам показался Дигби Сетон?

– Дигби как Дигби. Довольно трудно понять душу человека, для которого предел мечтаний – открыть собственный клуб. Хотя и он, наверно, не понимает, почему мы пошли в полицейские. Насколько я знаю Дигби, он не мог замыслить такое убийство, у него на это не хватит ни ума, ни характера. Он человек прежде всего неумный.

– Дигби весь вечер во вторник и ночь на среду проторчал в каталажке, я звонил в отделение, узнал. Все чистая правда. И мало того, он еще был пьян. Без притворства.

– Как удобно для него получилось.

– Иметь алиби всегда удобно, мистер Далглиш. Но бывают такие алиби, за опровержение которых, на мой взгляд, нет смысла браться, например, это. Более того, если он сейчас не прикидывался, он ведь думает, что орудие убийства – нож. И что Сетон умер вечером в среду. А Морис не мог находиться живой в этом доме в среду, когда Дигби приехал с Элизабет Марли. Это еще не значит, что его тело не могло здесь быть. Но я не представляю себе Дигби в роли рубщика мяса и не представляю себе, зачем ему было рубить. Даже если он обнаружил в доме труп и потерял голову от страха, человек его склада просто оглоушит себя спиртом и рванет обратно в Лондон, но не станет устраивать эдакую шараду. А он свалился в канаву на Лоустофтском шоссе, не на Лондонском. И вообще, откуда ему было знать про ту блестящую идею, что мисс Кэлтроп подкинула Морису?

– Ему могла рассказать Элизабет Марли, когда они ехали сюда.

– Зачем бы она стала рассказывать такие вещи Дигби Сетону? Неподходящая тема для разговора в дороге. Ну ладно. Допустим, она знала. И допустим, рассказала Дигби, или еще каким-то образом ему это стало известно. Он входит в дом и видит мертвое тело брата. И тут же принимает решение инсценировать загадочную картинку, как в настоящем детективном боевике, отрубает у Мориса руки и отправляет его в плаванье по морю. Но для чего? И чем он рубил? Я же видел тело и ручаюсь, что руки отрублены, не отрезаны, не отпилены, а именно отрублены. Вот вам и кухонный нож. Топор Сетона благополучно лежит в кладовке. А топор вашей тети – если это он служил орудием – был выкраден три месяца назад.

– Значит, Дигби Сетон исключается. А остальные?