Нефертари. Царица египетская

— Он мог бы увеличить плату воинам, — возразила жрица. — Люди охотнее шли бы на военную службу.

— За счет чего увеличить? — спросил Пасер.

— Повысить налоги на землю.

— Чтобы народ ополчился против него самого? Подумай, что ты предлагаешь, — сказал Пасер. Он ласково положил руку ей на плечо. — Нефертари и без того сможет завоевать любовь народа.

— А Рахотеп? — спросила жрица. — Он слышал разговор с Ахмосом?

— Нет. Он принимал просителей. Сегодня Мерит рассказала мне о его преступлении, — мрачно ответила я.

Уосерит тяжело вздохнула.

— Представляю, каково тебе было это слушать. Особенно про пожар…

— Значит, поджог устроил он?! — вскричала я.

— Точно никто не знает, — спокойно ответил Пасер.

— Но все так думают?

Ни Пасер, ни Уосерит не стали спорить.

— Никому ни слова, — предостерегла жрица. — Как бы ни болело твое сердце, пусть только боги слышат твой стон. Не жалуйся никому, даже Рамсесу.

Я сжала губы, а Пасер многозначительно поправил:

— Особенно Рамсесу.

— Когда-нибудь правда выйдет наружу, — заявила Уосерит. — Ветер сдувает песок, и обнажается камень. Не думай сейчас об этом. Самое важное — твое дитя. Не нужно ему переживать твой гнев и горечь. Пусть лучше Мерит принесет тебе поесть и приготовит ванну.

Я согласно кивнула, но злость сдержать не удавалось. Уосерит и Пасер перешептывались в темном коридоре, склонясь друг к другу, словно два сикомора. Мне страстно захотелось увидеть Рамсеса. Будь он сейчас в Фивах, в моей постели, я рассказала бы ему про Ахмоса, про то, как мой дядя пришел к мысли о едином боге. Но Рамсес был где-то там, во тьме, и двигался на юг, к Нубии.

Я не стала возвращаться к Мерит, а пошла бродить по дворцу. В Малькате царила тишина. Слуги — те, кто не прислуживал в Большом зале, — отправились спать. Я шла по коридору, пока не пришла к двери, которая никогда не открывалась. Давным-давно ее охраняли четыре стражника в блестящих доспехах. Здесь мои родные проходили в свои покои. А потом случился пожар. В последний раз я видела эти руины в детстве — Мерит показала. Ничего здесь не осталось, кроме сорной травы и обгоревших развалин, но мне хотелось глазами взрослой женщины взглянуть на бедствие, принесенное моей семье Рахотепом.

Я шагнула в дверь. Мне открылось зрелище, больше всего напоминавшее обломки корабля, выброшенного на пустынный берег. Кругом валялись обугленные куски дерева, камни, обвитые лианами. Я прошла через внутренний двор, отмахиваясь от множества насекомых, живущих среди этого запустения. В одном месте раньше стояла кровать, от которой сохранился только остов. Быть может, здесь спали мои родители, хотя, конечно, теперь этого не узнать. Ножки ее стояли на разбитых плитках; краешком сандалии я подцепила край плитки — под ней оказался слой грязи, прикрывающий другие плитки. Никто не подумал навести здесь порядок. Разрушения оказались столь велики, что Хоремхеб предоставил распоряжаться в бывших царских покоях самой природе.

Я подняла кусок разбитой плитки и ладонью стряхнула с нее пепел. Рискуя навлечь на себя гнев Мерит, я вытерла плитку рукавом и подняла повыше к лунному свету, чтобы разглядеть рисунок. Конечно, тут не найдется портретов, подобных тому, что привез из Амарны Аша, — только голубая плитка с обгоревшей краской, но возможно, по этим плитам ступали ноги моей матери. Я прижала ладонь к прохладной поверхности. Рахотеп лишил меня очень многого, а теперь в его силах поднять в городе мятеж. При мысли о том, что тайну нужно скрывать даже от Рамсеса, у меня сжалось сердце — хотелось рассказать о преступлении жреца всему Египту, хотелось заставить Рахотепа страдать, как страдаю я, хотелось обречь его на одиночество, страх, отчаяние. Кроме Мерит и Рамсеса — кому я нужна в Малькате? Я посмотрела на свой растущий живот. Во всяком случае, у меня будут дети… Какая ирония: я стою здесь, среди руин, где витает смерть, в то время как во мне зарождается новая жизнь. Завернув кусок плитки в полу туники, я бросила прощальный взгляд на остатки бедствия, что поглотило мою семью и оставило меня одну в бурном море придворной жизни. Мерит сказала бы, что мои акху смотрят сейчас на меня, что они покидают нас только телесно. Мне так хотелось в это верить!

Я представила себе, как матушка смотрит на меня сверху, со звездного неба, разделяющего мир живых и мир мертвых. Наверное, в загробном мире она сидит за столом вместе с Маат и может поведать богине о тех страшных вещах, что происходят на земле и должны быть наказаны.

Глава шестнадцатая ДА ХРАНИТ НАС АМОН!

В самый лютый зной месяца месоре прибыл гонец и принес весть: Рамсес возвращается с победой.

«Мятеж предотвращен, бунтовщики разбиты! — кричали глашатаи. — Войско фараона приближается к Фивам!»

В тронном зале царило ликование. Стараясь перекричать шум, я спросила:

— А погибшие? Много погибших?

— Никого! — Посланец так и сиял, понимая, что за эту новость ему перепадет десяток-другой дебенов. — Фараон Рамсес одержал полную победу!

Я пробиралась через толпу придворных, спешивших наружу, и в галерее столкнулась с Мерит.