Нефертити

Илия весь день бегал высунув язык, ибо фараон приказал ему к концу дня принести отчёт обо всех израсходованных им средствах на покупку зерна, постройку амбаров, вплоть до жалованья учётчиков, о точном количестве мешков с пшеницей, просом, овсом и другими зерновыми запасами, а это потребовало неимоверных усилий и выдержки. И вот, еле дойдя до дома в предчувствии страшного конца, он застаёт Азылыка, чуть похрапывающим, да ещё под лёгкий ветерок опахала. А переданный ему слугой дерзкий наказ нахлебника и вовсе переполнил чашу терпения. Не помня себя, Илия набросился на лжедядюшку и стал его душить. Тот, проснувшись и увидев перед собой яростное лицо ханаанина, неожиданно легко сбросил его с себя, а когда разгневанный царедворец попробовал снова кинуться на него, то получил столь сильный встречный удар в живот, что не смог продохнуть от боли: упал на колени и, захрипев, повалился на пол.

— Принеси-ка воды для своего хозяина, — бросил Азылык остолбеневшему от этой сцены слуге.

Сейбу принёс воды. Ещё через несколько минут Илия пришёл в себя. Но несмотря на полученное потрясение, царедворец наполнился ещё большей злобой.

— Я знаю, что я сделаю! — сжав кулаки, прошипел он. — Сейбу, позови городских стражей! Ты сам видел, как он ударил меня, первого царедворца фараона, и я отправлю нашего дядюшку в тюрьму. Пусть теперь там храпит!

Сейбу поклонился и ушёл звать стражей. Иудей торжествующе смотрел на оракула.

— Я полагаю, оттуда ты уже не выйдешь! — зло усмехнулся Илия. — За глупенькую разгадку вещих снов старшего тюремного надзирателя тебя пристроят уборщиком на кухню. Там вволю наешься своего вонючего лука с лепёшками! Правда, лишишься мёда, вина и орехов, зато будет о чём вспомнить и помечтать ночами!

Азылык огляделся, точно искал свой кувшин с вином. Не найдя его, он облизнул запёкшиеся губы, схватил жбан с водой и долго, не отрываясь, пил.

— Вода вкуснее, верно?! — рассмеялся Илия.

Оракул молчал и, судя по его насмешливой улыбке, даже не пытался просить милости.

— Когда тебя повесят, меня выпустят из тюрьмы, — выдержав паузу, равнодушно промычал Азылык.

Царедворец ощутил, как озноб холодит кожу.

— Свою судьбу я знаю наперёд, — без тени волнения на лице продолжил кассит. — А вот тебе неведомо, что тебя ждёт, и мне жаль твоих детей!

Иудей презрительно хмыкнул, собираясь сказать, что охранники в тюрьме научат оракула вежливому обращению с господами, но слова неожиданно застряли в глотке. Он явственно ощутил, как они застряли. Словно крутые орехи в тонкой горловой трубке.

Издали послышался детский смех и звонкие голоса. Они, подобно колокольчику, затронули невидимые струны души, и она вдруг сжалась от страха, который морозным облаком накрыл ханаанина и пронзил до кончиков пальцев на ногах.

«Что я делаю? — в отчаянии спросил себя Илия. — Я становлюсь безумен, а этот путь ведёт к гибели!»

— Я боюсь, потому что я слаб, — сказал он вслух. — Я рано лишился родителей, и некому было подать мне мудрый совет.

— Мудрецами на этой земле не рождаются, — пододвинув к себе блюдо с орехами, вздохнул прорицатель. — Но тот, кто умеет слушать и отличать здравое суждение от негодного, а в минуту испытаний не поддаваться панике, способен обрести божью милость и вступить в реку мудрости. Ты решил, что уже достиг этого? Тогда поступай как задумал, и будущее покажет, кто из нас прав. Отправь меня в тюрьму, ибо я не хочу вкушать хлеб глупца!

— Кто ты? — прошептал царедворец.

— Твой дядюшка. Но самый любимый. И последнее не худо бы запомнить потвёрже.

Появился слуга с двумя рослыми городскими стражниками, вооружёнными боевыми топорами.

— Вот он! — Сейбу указал на Азылыка.

— Прикажете свести вашего обидчика в тюрьму, ваша милость? — спросил один из стражников.

— Никого не надо никуда уводить! — испуганно пробормотал Илия. — Мой слуга ошибся! Мы с дядюшкой, моим любимым дядюшкой, начали обниматься по-свойски, по-дружески, чтобы повеселить друг друга, вот Сейбу и решил, что мой любимый дядюшка меня избивает. Верно ведь, Сейбу?

Слуга не мигая несколько секунд смотрел на испуганного хозяина, усталого Азылыка с насмешливой улыбкой на устах и, сам того не ожидая, утвердительно кивнул головой.

— Ну вот! — обрадовался царедворец. — Всё в моём доме в порядке! Ступайте!

Стражники поклонились и ушли.

— Принеси-ка нам винца и поесть, Сейбу! Лука побольше для дядюшки, рыбы, мёда, орехов, словом, сам знаешь! — распорядился хозяин. — А мне мяса, какое приготовили!

— И с сегодняшнего дня ты, Сейбу, мне одному будешь служить! — лениво произнёс оракул, взглянув на Илию. — Господин твой так приказал.

— Да, я и забыл об этом, — спохватившись, покорно закивал ханаанин. — Дядюшке одному теперь служить будешь и, как мне, ему во всём повиноваться! Ступай!