— Великий Осирис! — Тетя взглянула на меня. — У нее волосы Мутноджмет. И точно такой же разрез глаз.
Мать с отцом тут же кинулись к ложу Нефертити взглянуть, правда ли это, но я осталась на месте — я была слишком расстроена, чтобы на что-то смотреть.
— А ведь и правда! — воскликнула мать.
Нефертити с гордостью позвала меня:
— Иди сюда. Она в точности похожа на тебя.
Фараон заскрипел зубами, когда я склонилась над его третьим ребенком и вгляделась в крохотное личико. Я подняла голову и улыбнулась ему:
— Да, точно так же могла бы выглядеть моя дочь. Если бы ее не убили.
— Фараон очень зол на тебя.
На лице Нефертити был написан такой гнев, что стражники застыли на своих местах. Но мне было наплевать.
— Ну и пускай злится!
Нефертити, усевшись, прошипела:
— Никогда не смей так говорить! Никто в Амарне в это не верит!
— Да просто в Амарне нет таких дураков, чтобы говорить тебе правду! Но я не буду лгать! Я возвращаюсь домой!
— В Фивы?! — вскричала Нефертити и попыталась встать с кровати. Я не могла этого допустить — она не оправилась после родов. Нефертити вцепилась в мою руку. — Не уезжай, Мутноджмет, ну пожалуйста, не уезжай! Ты не можешь оставить меня в таком положении!
— В каком еще таком положении? — возмутилась я.
На мгновение мне показалось, что она не ответит. Но Нефертити все же отозвалась:
— Такой уязвимой. Когда я беременна, Эхнатон не ходит к Кийе. А теперь пойдет.
Но я не могла больше этого делать. Быть ее лазутчицей, играть в ее игры, желать того, чего она желает. Я снова развернулась уходить.
— Мутноджмет, ну пожалуйста! — Нефертити попыталась подняться и запуталась ногами в постельном белье. — Я не справлюсь с этим без тебя!
— С чем ты не справишься? — презрительно поинтересовалась я. — Ты не возделываешь землю, не ловишь рыбу в Ниле, не борешься, чтобы удержать хеттов, как это делала Тийя, когда эта страна воистину была могущественной!
— Нет! Я изображаю перед народом богиню! — воскликнула Нефертити. — Я изображаю из себя спасительницу царства, когда множество солдат желают взбунтоваться и не делают этого лишь потому, что мне удается убедить их, что Атон говорит моими устами, и заверить их в успехе. Это мне приходится дергать за ниточки всех кукол, и лишь отец, — у нее задрожали губы, — лишь отец знает, как это тяжело!
Нефертити закрыла глаза, и на ресницах у нее повисли слезинки.
— Пожалуйста. Останься со мной. На время.
— Но не навсегда, — предупредила я.
— Но хоть на немного.
Едва лишь Нефертити поняла, что я остаюсь, она принялась делать все, что могла, чтобы я не вспоминала о своем оставшемся в Фивах муже, пока он трудился над нашей гробницей, вырезая в камне наши изображения, дабы боги, вернувшись, узнали нас. Она постоянно смеялась, восхваляла меня, засыпала меня подарками: изумрудные подвески под цвет глаз, золотые ножные браслеты, даже бирюзовые бусины для моих волос, густых и блестящих, — единственного, что вызывало зависть у Нефертити. Каждое утро мы ездили в храм Атона, где Нефертити поклонялась солнцу, а Эхнатон гремел систрумом в святая святых.
— Что ты стоишь и ничего не делаешь, пока мы поклоняемся! — возмущалась Нефертити.
Но я отказалась, и фараон не стал спорить, ибо именно я сдерживала буйный нрав Нефертити, играла с ней в сенет, читала ей мифы, качала не по годам смышленую Меритатон на колене в те три ночи, когда он отправлялся к Кийе. Так что я стояла в прохладной тени колонн и смотрела. Я не собиралась поклоняться диску в небе. Я привезла в Амарну в своем сундуке статуэтки Хатор и Амона, и этим богам я и кланялась каждое утро.
— Что я вижу! — Возглас эхом отразился от стен пустого зала. — Сестра главной жены царя не поклоняется Атону?
Из тени вышел Панахеси.
— Атон — бог Египта! — предостерегающе произнес он.
Но я больше не боялась визиря Панахеси. Он был всего лишь отцом второй жены царя.
— Так ты веришь в безликого бога? — в ответ вопросила я.
— Я — верховный жрец Атона!
Я задержала взгляд на его драгоценных украшениях. Панахеси перехватил мой многозначительный взгляд и шагнул поближе.
— Ты знаешь, что фараон уже трижды провел ночь у Кийи, — прошипел он. — Он отправился к ней сразу же после рождения царевны. Думаю, тебе интересно будет узнать, сестричка, что Кийя уверена, что она беременна. И это будет сын, как и в прошлый раз!
Я посмотрела на лживое лицо Панахеси и не удержалась:
— Откуда ты знаешь, что она беременна? Женщина не может точно сказать этого два месяца, а то и три!
Панахеси посмотрел во внутренний двор, где стояли на коленях Нефертити и Эхнатон. Он ухмыльнулся:
— Мне был знак.
Я не стала пересказывать Нефертити слова Панахеси, но пошла к отцу, а он посоветовал мне помалкивать.
— Она еще не оправилась после родов. Не стоит тревожить ее, пересказывая слухи. Сейчас хватает хлопот и с хеттами, которые вот-вот нападут на Миттани.
— Но Эхнатон провел во дворце Кийи три ночи, — пожаловалась я.
Отец посмотрел на меня с таким видом, словно не понимал, в чем тут проблема.
— Три ночи!