На миг все в ужасе смолкли, а затем сановники заговорили все разом. Придворные прихлынули к помосту, желая знать, что делать и куда идти. Эхнатон поднялся с трона, а отец собрал нашу семью — Тийю, мою мать и Нефертити.
— Разойдитесь по своим покоям, — велел отец придворным. — Сидите там и не выходите.
— Здесь фараон я, и никто не пойдет в свои покои!
Но Нефертити воспротивилась:
— Делайте, как сказал визирь!
Вся наша семья ринулась прочь, и даже шаги Тийи были поспешны. Мы свернули в коридор, ведущий к царским покоям, но тут Эхнатон отказался идти дальше.
— Нам следует подготовиться к сегодняшнему вечеру!
Нефертити впала в бешенство, и я поняла, что ее трясет от страха.
— Тут чума на дворе, а ты хочешь готовиться к пиру?! Мы же не знаем, кто уже болен! Это может быть вся Амарна!
— И что, мы позволим нашим врагам увидеть нас слабыми? — возмутился в ответ Эхнатон. — Чтобы они увидели, как неприятности испортили нам празднество?
Нефертити не ответила.
— Тогда я сам приготовлюсь к празднеству, и никто не сможет забыть, для чего они собрались здесь. Ради славы Атона. Вот что войдет в историю!
Нефертити посмотрела вслед мужу, кинувшемуся в Большой зал, а мне вспомнилось, как много лет назад мы плыли на лодке и как отец сказал: «Он ненадежен». Сестра посмотрела на собственные резные изображения и изображения ее семьи, и глаза ее наполнились слезами.
— А ведь это должен был быть великолепный праздник…
— Ты пригласила хеттов, хотя знала, что у них зараза, — напомнила ей я.
— А что мне было делать? — огрызнулась Нефертити. — Разве его остановишь?
— Ты тоже этого хотела.
Нефертити покачала головой. Это в равной мере можно было понимать и как «да», и как «нет».
— Люди будут винить нас, — сказала она, когда мы дошли до ее покоев. — Они будут винить нашу преданность Атону.
Нефертити закрыла глаза, уже понимая, что за трагедия разворачивается сейчас на улицах Амарны и по всему царству.
— А вдруг чума доберется до дворца? — спросила она. — Вдруг она уничтожит все, что мы создали?
Я подумала об Ипу: она как-то упомянула, что ее отец использовал мяту, чтобы отгонять крыс от погреба, и что ни один из его работников не умер от чумы.
— Используй мяту, — сказала я ей. — Мяту и руту. Повесь ее себе на шею и на все двери.
— Тебе следовало бы уехать, Мутноджмет. Ты беременна. — Нефертити захлебнулась слезами. — А ты так хотела ребенка!
— Мы еще точно не знаем, чума ли это, — с надеждой произнесла я.
Отец, прежде чем войти в царские покои, бросил на меня долгий взгляд:
— Это чума.
И все же пир состоялся. В тот вечер вокруг было множество арфистов и лотосовых свечей, и блики пламени играли на серебряных и золотых украшениях сотни танцовщиц. Гости держались напряженно, но никто не посмел заикаться о чуме, уже ширящейся за стенами Большого зала Амарны. В ночном воздухе витал запах цветущих апельсиновых деревьев, а во внутреннем дворе смеялись гости, нервно и пронзительно. Нахтмин принес мне блюдо с отборными кусочками мяса, и мы поели, а в это время Анубис уже бродил по улицам. Женщины флиртовали, мужчины играли в сенет, а слуги раз за разом наполняли чаши красным вином. К концу празднества страх смерти почти покинул даже меня. И лишь на следующее утро, когда несколько сотен гостей учуяли в воздухе приторную сладость, всякий понял, что творится в городе.
Вернувшийся посланец сообщил об увиденном всему Залу приемов.
Пока мы пировали, тысяча бедняков уже гнила в своих постелях.
— Запереть дворец! — крикнул Эхнатон, и стражники-нубийцы кинулись выполнять его приказ, отрезая дворец фараона от города.
— А как быть со слугами, которых отправили с поручениями? — спросил отец.
— Раз они сейчас не во дворце, то умрут на улицах.
Нахтмин повернулся ко мне:
— Это наш последний шанс, Мутноджмет. Сейчас мы еще можем вернуться в Фивы. Мы можем бежать.
Я ухватилась за край стула.
— И бросить мою семью?
— Они сами решили остаться.
Он пристально взглянул мне в глаза, и мне вспомнился тот вечер у реки.
Подошедший отец положил руки мне на плечи.
— Ты беременна. Тебе нужно думать о ребенке.
Стук молотков вдали стих. Окна закрыли ставнями, двери заколотили досками. Если болезнь проберется во дворец, то разойдется по всем комнатам. Я положила руку на живот, словно могла этим защитить ребенка от надвигающегося ужаса. Я посмотрела на отца:
— А как же ты?
— Эхнатон не уедет, — сдержанно произнес отец. — Мы останемся с Нефертити.
— А мать?
Мать взяла отца за руку.
— Мы останемся вместе. Вряд ли чума проникнет во дворец.
Но, судя по глазам, она не очень-то верила в то, что говорит. Никто не знал, отчего чума приходит в тот или иной дом, к тому или иному человеку.
Я посмотрела на Нахтмина. Он уже понял, какое решение я приняла — то же самое, что и всегда. Он понимающе кивнул и взял меня за руку.
— Это может случиться и в Фивах.