Нефертити

— Никто больше не уходит, — произнесла она.

Люди смотрели на нее круглыми, перепуганными глазами.

Эхнатон подошел к одному из жрецов. Тот рухнул к ногам фараона.

— Всякий, кто откроет окно или подсунет письмо под наружную дверь, отправится на кухню умирать. Стража! — распорядился Эхнатон. — Убейте всех поваров и поварят. Чтобы на кухне не осталось никого живого. Даже кошек.

Он посмотрел на повара, принесшего весть о чуме, и приказал:

— Начните с него.

Стражи поспешили выполнить приказ. Вопящего повара выволокли из Зала приемов прежде, чем он хотя бы успел взмолиться о пощаде. Наша семья дружно посмотрела на Нефертити.

— Все расходитесь по своим комнатам, — распорядилась она. — Тот, кто заметит у себя признаки чумы, пускай возьмет уголек из жаровни и нарисует над дверью Око Гора. Еду будут приносить раз в день.

Увидев одобрительный кивок отца, Нефертити приободрилась и заговорила громче и увереннее:

— Слуги будут брать еду из погребов, не из кухни. И чтобы никто не выходил из своих покоев до того, как дворец освободится от чумы, и еще две недели после этого.

Вперед вышел Панахеси, которому не терпелось очутиться в центре событий.

— Мы должны совершить жертвоприношение! — провозгласил он.

Эхнатон поддержал его:

— Да, пускай под каждой дверью поставят блюдо с мясом и чашу с лучшим вином Амарны!

— Нет! — Я кинулась к помосту. — Нужно повесить на каждую дверь венок из мяты и руты — и ничего больше!

Эхнатон развернулся ко мне.

— Сестра фараона считает, что знает больше, чем верховный жрец Атона?

Нефертити разозлилась:

— Она сведуща в травах! И она предлагает руту, а не гниющее мясо!

В голосе Эхнатона появилась подозрительность:

— А откуда ты знаешь, что она не пытается избавиться от своей сестры и шурина? Вдруг она хочет захватить трон ради своего сына?

— Пускай на каждую дверь повесят венок из мяты и руты, — распорядилась Нефертити.

— А жертвоприношение? — попытался надавить на двух фараонов Египта Панахеси.

Эхнатон выпрямился.

— Пусть его поставят у каждой комнаты, в которой желают защиты Атона, — громко объявил он. — Те же, кто желает навлечь на себя гнев великого бога, — он взглянул мне в глаза, — обойдутся без подношения.

Все расходились из Зала приемов в подавленном настроении. Когда толпа рассосалась, Нефертити коснулась моей руки:

— Что ты будешь делать?

— Вернусь к Бараке, запрусь и никого не буду впускать.

— Ведь нам нельзя быть всем вместе, да? — спросила сестра. — Собрать всю нашу семью в одних покоях — это значит рисковать всем.

В голосе ее звучал страх, и мне подумалось, что впервые рядом с ней будет только Эхнатон и никого более. Наши родители отправятся в свои покои, а Тийя будет присматривать за детьми.

Я погладила ее по руке.

— Мы переживем это по отдельности, — сказала я.

— Откуда ты знаешь? Ты можешь умереть от чумы, а я даже не узнаю об этом, пока кто-нибудь из слуг не сообщит об Оке Гора. А мои дочери… — Стройная фигурка Нефертити словно бы уменьшилась на глазах. — Я буду совсем одна.

Именно этого она боялась сильнее всего. Я взяла руку сестры и прижала к сердцу.

— С нами все будет хорошо, — пообещала я. — Мы увидимся через две недели.

Так я солгала ей единственный раз в жизни.

Черная смерть расползалась по дворцу, а Панахеси тем временем разносил подношения — блюда с солониной — к дверям тех, кто хотел получить благословение Атона. Он шел по коридорам в своем одеянии из шкуры леопарда и самых тяжелых золотых кольцах, а за ним тянулись молодые жрецы и высокими голосами пели хвалу Атону. А пока они пели, Анубис опустошал дворец.

Когда Панахеси подошел к нашей двери, Хеквет велела ему уходить.

— Погоди! — Я распахнула дверь и очутилась лицом к лицу со жрецом. Нахтмин и кормилица вскрикнули. — Я буду держать перед собой ветку руты, — пообещала я и снова повернулась к Панахеси. — Ты положил подношение у детской?

Панахеси отбросил полу леопардового плаща за спину и двинулся к следующей двери.

— Ты положил подношение у детской?! — крикнула я.

Жрец снисходительно посмотрел на меня:

— Конечно.

— Не делай этого! Не оставляй там подношение! Я дам тебе все, что ты захочешь, — в отчаянии взмолилась я.

Панахеси смерил меня взглядом.

— А что мне может понадобиться от сестры главной жены царя?

— От сестры фараона, — поправила его я.

Панахеси скривился.

— В детской спит мой внук. Ты думаешь, что я погублю надежду Египта, лишь бы только убить шесть ничего не значащих девчонок? Тогда ты и вправду настолько глупа, как я думал.

— Закрой дверь! — закричала сзади Хеквет. — Закрой дверь! — взмолилась она, держа на руках обоих наших детей.

Я посмотрела вслед Панахеси, уходящему с блюдами, полными мяса, а потом затворила дверь, подсунула под нее мяту и руту и заперла комнату.

Прошло два дня, а во дворце так и не появилось ни признаков Черной смерти, ни Ока смерти ни над какой из дверей. А затем, на третью ночь, ровно тогда, когда мы уже начали верить, что дворец останется защищен, Анубис вошел закусить во все покои, перед которыми стояли подношения Атону.