Нефертити

— Но, ваше величество… — произнес Панахеси.

Аменхотеп обернулся с мрачным видом:

— Довольно, визирь! Моя царица желает научиться ездить на колеснице, и я буду ее учить.

Мы уселись на деревянные скамьи нижнего яруса, под льняным навесом, и стали смотреть на них; Кийя прошипела в мою сторону:

— Чем это она занимается? Что она себе воображает?

Я посмотрела на мою сестру, смеющуюся и сияющую, как она отбрасывает свои длинные волосы за спину и как они блестят на солнце. Аменхотеп смеялся вместе с нею, и я ответила:

— Она очаровывает царя. Что же ей еще остается, раз наставника больше нет рядом?

— Ты отлично придумала, — похвалил сестру отец.

Нефертити с самодовольным видом развалилась в кресле, ожидая, пока Мерит закончит причесывать ее парик. В ее комнате появилась пара красных перчаток для верховой езды — подарок Аменхотепа.

— Это было забавно, — сказала она.

— Но одного раза довольно! — предостерег ее отец.

— Почему? Мне понравилось. Отчего бы мне не научиться управлять колесницей?

— Да потому, что это опасно! — воскликнула я. — Ты что, не боишься?

— Чего мне бояться?

— Лошадей. Или падения с колесницы. Вспомни, что случилось с царевичем Тутмосом.

Отец с Нефертити переглянулись. Ипу с Мерит отвели взгляд.

— Тутмос умер на войне, — отмахнувшись от моего довода, произнесла Нефертити. — А тут не война.

Мерит закрепила последние бусины на парике Нефертити, и, когда моя сестра встала, стеклянные бусины глухо зазвенели.

Отец тоже поднялся с места.

— Мне нужно в Пер-Меджат, набросать черновики писем к иноземным правителям. Они должны знать, где им искать твоего мужа и куда отправлять послания.

Он оглядел комнату, в которой со вчерашнего дня ничего не изменилось.

— Мы уезжаем через пять дней, — негромко напомнил он, — и вам обоим нужно проследить за сборами.

Когда отец ушел, Нефертити, которую нимало не интересовали отношения с иноземными правителями, протянула мне руку:

— Идем!

Я нахмурилась.

— Ты слышала, что сказал отец. Он велел нам собираться.

— Не сейчас.

Она схватила меня за руку и потянула за собой.

— Стой! Куда мы? — попыталась воспротивиться я.

— В твое любимое место.

— А почему в сад?

— Потому что там мы кое с кем встретимся.

— С Аменхотепом? — уточнила я.

— И еще кое с кем.

Мы прошли по коридорам и вышли в дворцовый сад с его дорожками, обсаженными деревьями, и водной гладью озер. Какой-то мастер с необычайно хорошим вкусом поместил фонтан с изображением Гора в пруду с лотосами, окружив его рогозом и сине-фиолетовыми ирисами. Каменные скамьи прятались под тяжелой кроной сикоморов, а дорожка, окаймленная жасминовыми кустами, уходила к купальне. За купальней располагался гарем, где обитали менее привилегированные женщины Старшего. По дороге я смотрела на стрекоз, носящихся над травой, и на игру света на их золотисто-синих крыльях.

— Первое, что мы сделаем после переезда в Мемфис, это возведем самый большой в Египте храм. Как только люди увидят величие Атона, — быстро шагая вперед, произнесла сестра, — жрецы Амона станут не нужны.

— Отец говорит, что они нужны для равновесия. Власть фараона уравновешивается властью жрецов. Даже наши наставники говорили нам об этом.

— А они нам говорили, что жрецы контролируют фараона посредством денег? Это, по-твоему, равновесие? — В тени сикомора глаза Нефертити потемнели. — Мутни, фараоны Египта — марионетки. И Аменхотеп намерен это изменить. Он уберет из центра Амона и возведет на его место Атона. Во главе храмов встанут фараон и царица Египта. Мы, а не они, будем контролировать календарь, объявлять дни празднеств и отвечать…

— За все золото, которое нынче беспрепятственно плывет в храмы Амона.

Я вспомнила о генерале, осознала правоту его слов и закрыла глаза. А когда открыла их снова, во взгляде сестры горела решимость.

— Да.

— Нефертити, ты меня пугаешь. В Ахмиме ты не была такой.

— В Ахмиме я не была царицей Египта.

Мы дошли до конца дорожки, и я остановилась, чтобы задать ей вопрос:

— А ты не боишься оскорбить богов?

Нефертити удержалась от вспышки.

— Это мечта Аменхотепа, — защищаясь, сказала она. — Чем больше я сделаю для Аменхотепа, тем ближе он будет ко мне, а не к кому-то еще.

Взгляд ее устремился к пруду с лотосами, а голос превратился в шепот:

— Завтра он идет возлечь с Кийей.

Я увидела на ее лице беспокойство и произнесла с надеждой:

— Возможно, он не…

— Нет, он пойдет. Таков обычай. Ты сама это сказала. Но наследовать трон будут мои дети, а не ее.

— Отец считает, что ты сделалась чересчур честолюбива, — предостерегла я сестру.

Нефертити бросила на меня взгляд.

— Вы собирались на семейный совет без меня?

Я не ответила.

— О чем вы говорили? — решительно поинтересовалась она.

— Конечно же, о тебе.

— И что сказал отец?

— Особо ничего. В основном говорила тетя.

— Я ей не нравлюсь. Она думает, что ошиблась в выборе. Наверняка она так думает. Увидеть возвышение другой красивой женщины…

— И к тому же еще и скромной.

Нефертити возмущенно взглянула на меня; мы зашагали дальше.

— Только не говори мне, что она не жалеет о сделанном!