Нефертити. «Книга мертвых»

— Назови его по имени. Имена обладают силой. Назови его Эхнатоном.

Она произнесла его имя как сложную музыкальную фразу. В нем прозвучала мелодия любви, но еще и диссонансы, и более резкие, противоречивые эмоции. Царица отступила дальше в темноту комнаты.

— Эхнатон вызвал меня, а не начальников городской полиции, чтобы найти вас.

— Он тебя не вызывал. Это сделала я. И наблюдала за тобой с момента твоего прибытия.

Мне показалось, будто дверь отворилась там, где прежде ее не было. Царица снова повернулась ко мне, ее изумительное лицо опять вышло на свет. Она невозмутимо ждала моей реакции, встретившись со мной сдержанным, оценивающим взглядом. На мгновение я смешался, пытаясь соединить ее слова с теми сведениями, что успел собрать, — пытаясь, честно говоря, увидеть всю тайну в новом свете, с позиции, которой потребовали эти несколько простых слов. Внезапно у меня страшно закружилась голова. Сешат, погибшая девушка? А как же Тженри и Мерира? К чему эта великолепная и жуткая головоломка?

Ко мне бочком подошла кошка и, выгибая спину, потерлась о мои ноги, породив каскад серебристых искорок, от которого мы оба вздрогнули. Я погладил ее. Нефертити улыбнулась, на этот раз более открыто.

— Ты ей нравишься.

— Она нравится мне.

— Но ты же не любишь кошек.

— Вкусы меняются. Как вы узнали, что она найдет меня и приведет к вам?

Кошка перешла к своей хозяйке, вспрыгнула к ней на колени и оглянулась на меня, немного наклонив голову и аккуратно подобрав хвост.

— Я не знала. Я верила.

Я снова почувствовал себя заблудившимся на неисследованной территории, где вещи не то, чем кажутся. Где истина — множественна. Где верой совершаются дела. Где я не знал, что мне известно.

— Я знала, что она вернется ко мне. И верила, что ты можешь последовать за ней.

— У меня страннейшее чувство, что я персонаж и вы пишете мою судьбу.

— Мы персонажи одной и той же истории. Я вынуждена была вызвать тебя к себе, потому что не знаю конца. Дело сдвинулось, но мы теперь находимся в самой середине этого трудного пути и можем узнать конец, только прожив предстоящее. Я знаю, какого завершения хочу для себя, но оно не бесспорно. Его не может быть, пока оно не воплотится, свершится, сделается настоящим. Книга живых, если хочешь. И для этого мне нужна твоя помощь.

Ее ум возбуждал; пока она говорила, я упивался оттенками выражения ее лица — быстрая смена эмоций, остроумие. У меня промелькнула мысль, что я наблюдаю за великой актрисой, глубоко чувствующей каждое слово, однако великолепно владеющей собой. К тому же я начал постигать кое-что еще: потребность в ней, затягивающую, как абсолютно темный колодец. Она отчаянно желала раскрыться, поведать свою историю, мотивы и, возможно, страхи. Ей нужен был кто-то, с кем она могла бы поговорить. И я вдруг осознал, что она одна, в утлой лодчонке, брошенная на произвол судьбы в море тревог. И просит моей помощи.

Я скептик по части слов. Я научился не доверять им, поскольку часто они заводят нас в дебри или сообщают простые на первый взгляд факты, которые маскируют или отрицают более темные и менее приятные парадоксы и правду. В словах есть обманчивость, ненадежность, но есть в их силе нечто, обладающее иногда собственной неизбежной красотой. И разве не верно, что правда о словах отчасти заключается в том, что они преобразуются, превращаясь в истории, которые мы рассказываем о мире, о себе или друг о друге, о полузабытых снах или о молчании, которое выше слов? Мне пришлось выслушать историю царицы. В конце концов, теперь я часть этой истории.

— Скажите, что мне нужно сделать, — проговорил я. — И прошу вас объяснить для чего.

Она села напротив меня.

— Это длинная история.

— А я в ней есть?

— Да.

29

— Я вынуждена вернуться к началу, — сказала Нефертити. — Большинство историй начинаются с рождения и детства, не так ли? Я родилась в таком-то месте, в такой-то час и в такое-то время года. Звезды засвидетельствовали момент моего рождения и тайну моей судьбы, встав благоприятным или неблагоприятным образом. Но подобные вещи ныне так далеки, так далеки, что я их и не знаю. Мне, полагаю, повезло, что я выросла в семье, обладавшей властью, влиянием, богатством и фамильной гордостью. Какое изобилие! Мы забыли о бренности всех богатств.

Я слушал. Она нащупывала нить своего повествования.