Нефертити. «Книга мертвых»

— И здесь всегда так тихо? Почти как в храме?

— Шум не приветствуется.

Отсутствие признаков жизни обескураживало, а тишина давила, словно это место было городом богатых призраков.

Хети постучал в дверь дома, казавшегося таким же внушительным и безмолвным, как и большинство других на этой улице. В итоге мы услышали шаги и нас впустил безукоризненно вышколенный слуга. Однако как только мы очутились внутри, нашему взору предстал скрытый мир деятельности. Из дальнего конца двора, в центре которого находился круглый бассейн, обсаженный деревьями и окруженный скамейками, доносился звон множества бивших по зубилам молотков. В других помещениях работа тоже, как видно, кипела: громкие просьбы помочь, слова благодарности, чей-то свист. Слуга исчез, отправившись доложить о нас.

В конце концов на дорожке появился и направился к нам грузный человек. Это был во всех отношениях крупный мужчина. Его круглое, выражавшее любопытство лицо походило на блюдо, украшенное голубыми глазами и редеющим облаком рыжевато-каштановых волос. Он зевнул, ведя нас через главный дом на задний двор. Вдоль южной его стороны располагался ряд небольших мастерских, во всех виднелись погруженные в работу люди, вырезавшие, отбивавшие и рисовавшие.

— Я вижу, вы держите весьма большой штат.

— Трудно найти хороших мастеров, чтобы удовлетворить спрос. Большинство из них мне пришлось забрать с собой из Фив, и их проклятые семьи тоже. Остальных я смог набрать здесь или в городах дельты. Иногда мне кажется, что я в одиночку поддерживаю экономику небольшого государства.

В северо-восточном углу участка стояло еще одно здание, которое оказалось мастерской скульптора, состоявшей из большого открытого пространства с комнатами, соединенными переходами. Свет проникал через верхний ряд окон под высокой крышей. Тутмос рявкнул на учеников и подмастерьев, и они послушно поспешили выйти. На больших столах и стендах размещалось несколько работ в процессе создания: узнаваемые части тела — пальцы, кисти рук, щеки, руки, торсы, — возникавшие из тесаных камней, вдоль и поперек размеченных грубыми черными пометками. Но я был поистине поражен, увидев на опоясывавшей стены полке бесчисленные серо-белые гипсовые слепки с голов людей — молодых, среднего возраста и старых, из разных слоев общества; они были выполнены настолько детально, что казались живыми: щетина на подбородке, нежные веки девочки, бородавки и пятна старухи, морщины, оставленные временем, складки, прочерченные характером, — все было воспроизведено идеально. У всех голов глаза были закрыты, словно они грезили об ином, дальнем мире за пределами времени.

— Вижу, вас заинтересовали мои головы.

— Они совсем как живые — так и ждешь, что сейчас откроют глаза и заговорят.

Он улыбнулся:

— Они могли бы поведать нам об интересных вещах.

Мы уселись на позолоченную скамью в углу мастерской. Нам принесли напитки. Тутмос медленно и осторожно отпил из своего кубка, я сделал глоток из своего. Густое темно-красное вино. Хети поставил свой кубок на поднос. Я наслаждался, хотя для вина было еще рановато.

— Из оазиса Дахла?

Тутмос повернул к себе кувшин и прочел надписи.

— Очень хорошее. Вы не против, если я зарисую вас, пока мы разговариваем? Мои руки счастливы только за работой.

Он начал рисовать, глаза его блуждали по моему лицу, кисть, судя по всему, работала совершенно самостоятельно, потому что Тутмос ни разу не сверился с получавшимся изображением. Сначала я спросил скульптора о его отношениях с царицей.

— Могу ли я назвать это отношениями? Она моя покровительница, а иногда муза.

— Что это значит?

— Она меня вдохновляет. Лучше я сказать не могу. Я создаю ее изображения и именно с ее согласия имею честь воплощать ее живой дух в камне, дереве и гипсе.

— Думаю, я понял.

— Да? Для меня это постоянная тайна.

— Возможно, вы могли бы объяснить, доступно для непосвященного, как все это происходит. Процесс творчества.

Тутмос вздохнул и продолжил рисование.

— Царица считает, что важно работать с натуры. В прошлом художники были ограничены изображением добродетелей и совершенств умершего. Зачем? Все те работы только уважительные копии, лишь отдаленно связанные с теми, кто вдохновил на их создание при жизни. Те огромные статуи такие величественные, такие официальные и такие невдохновляющие — если только вы не считаете благоговение единственным ценным эмоциональным откликом на искусство. Людьми они были, без сомнения, жирными, невежественными и глупыми, а смотри-ка, вот они — с телами богов, все такие мускулистые, богатые и довольные! Давайте же будем честны, это ограниченный взгляд. Вам не кажется?

Отложив рисунок и изменив позу, Тутмос принялся за новый. Я превращался в модель художника и начинал чувствовать себя неуютно под его изучающим взглядом. Однако же мне было любопытно посмотреть, как он меня изобразил.

— Но вы так не работаете?