Нефертум. Запретная кровь

После этих слов волк лишь сильнее нахмурился. Что-то не нравилось ему в Людвиге или в замке, он то и дело принюхивался, дергал хвостом и прижимал уши.

– Позвольте осмотреть вас.

Хожалка кивнула и убрала одеяла. Некоторое время Клык давил ему на живот, трогал лоб, осматривал рот и белки глаз. Затем велел Йоханне выйти и сел рядом с Людвигом. По его виду было ясно, что ничего хорошего Вигги не ждет.

– Похоже, ваши внутренности уже умирают. Боюсь, дело в болезни. Простите, но тут я бессилен.

Людвиг молчал. Никто ему не поможет, это ясно как день. Он уже привык, что всем давно на него наплевать, и даже его кончина не изменит ничего. Ну же, госпожа Смерть, вперед! Он готов.

– Ваша милость, вам нехорошо?

– Мне так хорошо, как вам и не снилось, – скривился Людвиг, едва сдерживая стон. – Не видно? Просто на вершине, мать его, блаженства!

Пот крупными градинами стекал по лицу. Больше не в силах видеть перед собой морду лекаря, Людвиг отвел взгляд.

Маг послушал дыхание, затем сердце, после коснулся его лба.

– У вас жар, – заключил он, доставая из сумки склянку с каким-то вонючим зельем. – Давно это началось?

– Какая разница… – процедил Людвиг сквозь зубы. – Лучше ответьте мне, Клык… Сколько мне осталось?

– Несколько месяцев. Полгода, если повезет, – скорбно сообщил Клык. – Я не могу сказать точно.

Каких-то полгода… Значит, ему нечего терять.

* * *

Замок вновь сотряс толчок, словно в его недрах заворочался спящий доселе монстр. От грозного рокота, доносившегося из подвала, задрожали полы и стены. На мгновение Людвигу даже показалось, что его башня тоже рухнет, как и та, что унесла жизни нескольких человек.

Лекарь удивленно обвел глазами комнату, но хожалка быстро его успокоила:

– В горах сошла снежная лавина, вот здесь и потряхивает.

– Опасное местечко, – отозвался волк. Не похоже, чтобы он ей поверил. – Я могу дать вам обезболивающее, чтобы приступ вас не беспокоил.

– Цепенящий взвар?

– Именно. Вы уснете. Однако, возможно, больше никогда не проснетесь.

Все, что случилось после, он помнил лишь вспышками. Вот Йоханна положила на его лоб ледяную тряпицу, и капли с нее стекали ему прямо на губы. Клык что-то говорил и щупал живот. Каждое прикосновение – новая вспышка боли.

– Боюсь, он умирает. Нужно позвать Леди-Канцлера…

– Ло нет до меня дела, – просипел Вигги. – Нечего ее беспокоить по пустякам. Простите, Клык. Я хочу… побыть один.

Йоханна лишь горестно вздохнула. Лекарь оставил ей флягу с цепенящим взваром и, следуя приказу, удалился.

Осталась только хожалка, единственное близкое ему существо. Она сидела рядом с Людвигом, держала его руку и гладила по голове, болтая всякие несуразности.

Мир медленно кружился вокруг вместе с Людвигом и его бесконечно длинной кроватью. Несколько раз виконт пробовал вырваться из липкого, как тесто, сна, из той дурноты, что пришла вместе с кошмарами, и не мог. Иногда теплая рука касалась его лба, и далекий голос звал его по имени, но Вигги не мог откликнуться.

Его душу подхватили звездные ветра, пронизывающие все пространство, и понесли все выше и выше, в черноту зияющей над головой бездны.

…А затем что-то горячее и соленое хлынуло в его глотку. Людвиг тут же вернулся в свое тело и понял, что к губам прижали чашу. Кровь!.. Кровь в чаше имела странный, щиплющий язык привкус.

Образ хожалки, нависшей над ним, он видел особенно четко.

– Пей, – велела Йоханна голосом, не терпящим возражений. – Я не дам тебе умереть, мой мальчик.

«Спасибо», – произнес он одними губами и выпил.

В то же мгновение он провалился в давящий со всех сторон туман. Казалось, что он поднимается все выше, преодолевая странное сопротивление пространства, словно сквозь стену дождя. И капли становятся все горячее и горячее, будто то не вода вовсе, а раскаленная лава. Прикосновение каждой такой капли разъедало кожу до кости, и Людвиг кричал от боли, вот только никто его не слышал. Он чувствовал, как его немощное тело билось в судорогах, как бешено колотились его конечности, ударяясь о матрас. Йоханна едва успела сунуть ему в рот что-то жесткое, чтобы он не прикусил язык, связала его, но он невольно порвал путы.

Дождь превращается в поток раскаленной лавы, и вот все его естество становится трепещущим комком боли. У него нет ни имени, ни прошлого, лишь сплошное настоящее, которое состоит из непрерывных страданий и одной единственной мысли: «Когда это кончится, когда это кончится, когда это кончится?!»

– Да сохранит Альхор вашу душу, – донесся издалека обеспокоенный голос медведицы.

«Пусть лучше Альхор поцелует меня в зад», – подумал Людвиг. И растворился в этой испепеляющей боли без остатка.

* * *

Что происходит? Почему он так странно себя чувствует? И… неужели Людвиг стоит?.. На своих собственных ногах?.. Радость длится всего несколько мгновений, а за ней его накрывает колпаком ужаса: виконт больше ничего не чувствует. Он стал чем-то иным.