Неформат

Я кивнул и поприветствовал. Я уже привык, что здесь меня называют Барухом, хоть и не понял, откуда байкер-инвалид мог знать мое имя.

— Как ты вырос, мальчик! — порадовался за меня старик.

Я понял, что он принял меня за сына Наума от одного из первых браков. Детей у Наума много, я их так и не запомнил. Имена у них повторяются.

— Зато ты совсем не изменился, — сказал я и в очередной раз поразился, что даже при отсутствии в языке «Вы» фраза может звучать вполне вежливо.

— А где Наум? С Софой кувыркается? Ах-ха-ха-ха! — запрокинулся одуванчик на колеснице.

Я сопроводил его солдатский юмор приличествующим смехом. Потом доложил, что Софа в Тель-Авиве, а Наум в доме.

— Я давно заметил, — сказал старик, — еще в войну за Независимость, приходишь к Науму с хорошими новостями — его никогда нет на месте. Приходишь с плохими — он встречает у порога. Ах-ха-ха-ха!

— Значит, у тебя хорошие новости? — поддержал я светский разговор.

— Новости? — старичок посмотрел на меня изумленно и подозрительно, но вдруг заулыбался. — Ну конечно! Новости! Сегодня в «новостях» это будет, да! Или завтра!

Говорить было не о чем, и я предложил ему выпить. Старичок отказался, тогда я плеснул себе немного водки.

— Барух! — замахал он ручками. — Почему ты пьешь водку такими детскими порциями? В твоем возрасте это вредно! Ах-ха-ха-ха!

Я долил и поднял тост:

— За твои успехи!

— За наши успехи! — поправил меня старичок и сделал легкомысленное па на инвалидном агрегате. — А знаешь что, мальчик? Я ведь уже в том возрасте, что могу и не дожить до возвращения Наума. Так я пока расскажу тебе, чтобы ты смог порадовать генерала, если я буду уже холодный! Ах-ха-ха-ха!

Этого еще не хватало. Я как раз собрался свалить, попросив попрощаться за меня с Наумом.

— Или если я все забуду! — не унимался одуванчик. — Знаешь, как это у нас, у стариков — чик! — и все забыл. Ах-ха-ха-ха!

— Ну ты-то не забудешь, — улыбнулся я и подмигнул, салютуя рюмкой его жизнерадостности, — в тебе энергии больше, чем в молодых!

Старик захлебывался восторгом минуты полторы, вставляя в промежутках слово «энергия». А потом восторженно прокричал:

— Ты знал, да? Чувство юмора — это у вас семейное! Энергия! Надо же! Ах-ха-ха-ха! Да у нас теперь энергии этой… Энергия — хорошо, а наличные лучше, правда, Барух?! А откуда ты узнал? Я спешу сюда, нарушаю правила движения, везу эту новость, как разносчик — горячую пиццу… А-а, понял! Блефуешь! Весь в Наума! Не мог ты знать, неоткуда тебе. Ты догадался, так?

Тут мне стало любопытно, и я скромно улыбнулся.

— Но вот чего ты точно не знаешь, — обрадованно сообщил старик, — мы получим семь с половиной процентов! А ведь начинали с двух.

— Сильно! — искренне похвалил я старика. Мне никогда не удавалось изменить цену больше чем в три раза. Даже на арабском рынке. Всегда прекращаю торговаться, когда мне уступают за полцены.

— Еще бы! — ликовал он. — Мы получим огромные деньги. Ривка правильно придумала начать отключать их за неуплату. Они сразу стали сговорчивее. Ах-ха-ха-ха!

— Ага-а… — сказал я задумчиво, прикидывая степень сенильности собеседника и представляя, как он отключает кого-то от реанимационных аппаратов за неуплату.

Старичок смотрел на меня в ожидании новых похвал. Глаза его сияли. Но я молчал, и он, видимо, решил поразить мое воображение:

— А расчет будем производить мы, а не они. Ты понял?

Я вежливо кивнул:

— Понял, понял. Мы сами будем считать, сколько они должны нам заплатить, так?

Старик приосанился и выглядел уже настоящим триумфатором:

— Именно! Им же верить нельзя, а так все будет по-честному. По-честному, ах-ха-ха-ха! Ронен будет снабжать нас всеми данными каждый месяц. Ты помнишь, как Ронен выбил тебе зуб? Ах-ха-ха-ха! Ох, ты тогда вопил! Ох, Наум злился! Ну и кто оказался прав? Я ему сразу сказал — зуб уже не вернешь, а выкинуть толкового мальчика из хорошей школы — это испортить ему будущее. А наше будущее — это наши дети. Так?

— Так, — согласился я. Мне вдруг захотелось срочно уйти. Вся эта идиотская история начинала обрастать нюансами, которые словно придавали ей вес и «заземляли». А старик все потирал ручки и хвалился:

— Кто знает, если бы Ронен попал в плохую школу, в плохую компанию, стал бы он сейчас такой большой шишкой? А теперь, слава Богу, он может решать кому позволять, а кому нет!

— А Ронену не придется никому ничего объяснять? — чисто из озорства спросил я.

— Ну и объяснит! Авиве с Игалем. Ах-ха-ха-ха!

— А пресса? — совсем уже развеселился я.

— Ах-ха-ха-ха! — обрадовался моему вопросу старичок. — Прессе мы скажем правду. Так, как она выглядит со стороны! С правильной стороны! Ну, ты понял, наконец?.. Ах-ха-ха-ха! Ты, все-таки, весь в отца, мальчик!

Я понял. Старик явно выехал на прогулку из своего дома для престарелых под предлогом праздника, да и сбежал сюда. И поэтому так радостно сейчас хихикал и гонял по сукке на инвалидном драндулете. От радости свободы.

— Это сумасшедшие деньги, мальчик! — вопил сумасшедший старик.

— Сумасшедшие, — честно подтвердил я. И честность моя была неподдельной. — Не говори Науму так сразу, у него слабое сердце.