Неформат

— Обойдутся. Но это он по работе. А отдыхать Плоткин ездил один раз на Кипр, в августе девяносто третьего, а потом, что интересно, с марта девяносто четвертого все время только в Турцию, по нескольку раз в год, и так продолжалось по август девяносто восьмого. Что он там забыл? Был я раз в Турции, ну отель ничего, а отъедешь — на Среднюю Азию похоже. Мог бы с таким же эффектом в Беэр-Шеву вашу ездить, к теще на блины. А в девяносто девятом у него судимость. Но так, фигня. ДТП в районе Мицпе Иерихо, легкие телесные повреждения. Ночью пьяный ехал. Лишен прав на год. Где это, Мицпе Иерихо? Слушай, я помню это где-то по дороге к нашему отелю на Мертвом море, так?

— Так. И этот географический факт позволяет нам резко сузить круг поиска.

— Да? — взгляд Саньки подобрался, как живот у солдатика на поверке. — Ну?

— Эфраим Плоткин со всех сторон выходит страстным игроком. Ну, не со всех, а с северной и восточной. Потому что работники Сохнута челноками не подрабатывают, а в Турцию в те годы израильтяне ездили, чтобы поиграть в казино. И казино даже спонсировали авиабилеты и отели, так что выходило почти даром. Больше делать в Турции так часто нечего.

— Подожди, а что, в Израиле казино нет? Так?

— Ну ты хоть одно видел?

— Да я и не искал, у меня другой интерес тогда был, ты же ее помнишь, так?

— Помню, помню. Хотя, как зовут — забыл. Легальных казино в Израиле нет. А значит, есть немного подпольных и вонючих. Еще кораблики из Эйлата в нейтральных водах рулетку крутят, но это убого все. И что делать настоящим игрокам? Летать в Турцию, конечно.

— Хороший ты все-таки опер, Боренька. А нам это и в голову не пришло. Правильно я сообразил, что израильтянин — израильтянина скорее вычислит. А Мицпе Иерихо при чем?

— А это, Санька, как раз по дороге в Иерихон, где в девяносто восьмом году, в сентябре, кажется, Арафату разрешили открыть шикарное казино «Оазис». И азартные израильтяне забыли про Турцию и гоняли спускать деньги в Палестинскую автономию.

Санька неожиданно вскочил:

— Складно, Боренька! Ну что ж, у каждого свои маленькие слабости. На том и стоит сыск, так? Мы ведь с тобой тоже игроки? Знаешь что надо делать…

— Думаю, что знаю.

— А вот чего ты не знаешь, что у нас есть свое казино. Хорошее, из основных. Объявим там крупную игру… ну, не знаю, придумаем. Какие-нибудь рекордные ставки, например… Смысл — что только сегодня и у нас. И разрекламируем пошире. Большая игра. А у него как раз сейчас бабла немеряно. Не сможет не прийти, так?

— Почти. Не сможет не прийти, если не знает, что казино ваше. А иначе — удержится, я думаю.

— Да не знает! Откуда ему знать? Этого даже я, типа, не знаю, — Санька заржал.

Я тоже осклабился. Ну все, Эфраим Плоткин. Как бы все теперь так устроить, чтобы он вернул не только деньги банку, но еще и свободу агуне Востока?

9. Хвосты

Я, наконец, выбрался из гостиницы, хотя идти было совершенно некуда. Светик приказала младшему детективу «не коннектить ее до вечера», а Санька уехал организовывать большую игру, вручив мне мобильник и приказав ждать его звонка.

Меж тем, мой жизненный вектор, который несколько дней назад внезапно стал флюгером и болтался во все стороны в порывах обстоятельств, начал приобретать свойства стрелки компаса и указывать направление поиска. Направление это называлось «Плоткин». Ну, хоть что-то.

А пока я неторопливо вышагивал по Старому Арбату, подставляясь под теплые душевные струи ностальгии. Начать я решил с каких-нибудь горячих пирожков — с капустой там, или рисом. На ближайшей будке, больше похожей на ДОТ, висел многообещающий прейскурант. Я остановился и вчитался: «Пирожки с мясом, пирожки с капустой, пирожки с рисом и яйцом, пирожки с картошкой, пирожки с грибами и жареным луком». Решил купить всё. Но глухой голос из ДОТа выпалил:

— Мужчина! Этого ничего нет. Если хотите, есть пирожки с марципанами.

С марципанами я не хотел. Это было чужое детство. Моросило. Но народу было немало. Не хватало прежней арбатской непринужденности, у всех словно появились какие-то внутренние актуальные задачи. Вообще, ощущение всеобщей целеустремленности стало раздражать. Мне не хватало медленно праздношатающихся.

В центре променада выросли огромные этажерки, обвешанные дорогими сувенирами. Шапки-ушанки, расписные платки и шали, янтарь, деревянные ложки… Когда-то все они имели обычные рабочие функции — греть, украшать… А стали приколом для иностранцев, символами места и ушедшего времени.

На Арбате было много видных дев. Особые приметы: носы обуви острые. Носы лица соразмерные. Глаза зеркальные. Рот сжат, как при нырянии. Лоб спокоен. Украшения не выражены. Форма одежды — аккуратная. Голос — умеренный до нервного. Скулы и грудь — высокие. Мне особенно понравилось глядеть им вслед.