Неформат

— Могу, — сказал Умница еще саркастичнее. — Я понимаю, Боря, что тебе нужно время.

— Я могу продолжать, так? — ядовито спросил Санька. — Короче, в сложившейся нештатной ситуации у меня возникло опасение, что Мишка не отличит дорожную полицию от уголовной и наделает глупостей. Поэтому я попытался оторваться от преследования.

— Поэтому ты наделал глупостей сам, — прокомментировал Умница.

Санька величественно пропустил реплику мимо ушей:

— В какой-то момент Мишка, видимо, решил, что я еду недостаточно быстро и пришпорил своего «мерина». По идее, должны были тормознуть меня. А преследователи увязались за вашими. Ясное дело, Москвы Мишка не знает, вот и загнали его в тупик. Видел своими глазами, хоть и издали. Повязали их, короче.

— А спорим, Мутант, что отделение милиции, в котором раньше работал твой друг Александр, находится в районе пересечения проспекта Мира с улицей Дурова! — обличающе заявил Умница.

Плоткин посмотрел на Умницу с уважительным интересом.

— А я этого и не скрываю, — надменно заявил Санька.

— Тогда спорим, что никакого дела на наших дорогих соотечественников не завели! — запальчиво предложил Умница. — Или отпустили за огромную взятку, или просто все отобрали.

— Ладно, спорим, — легко согласился Санька. — Хоть на полчемодана, хоть на оплату ужина.

— Готовность спорить на полчемодана, — объяснил мне Умница, — многое проясняет. Во-первых, у Ронена забрали все. Во-вторых, доля наводчика — пятьдесят процентов. А в-третьих, это все недоказуемо. Поэтому спорить можно только на ужин.

— Ну хоть на ужин, — кивнул Санька. — А насчет доказуемости… Вполне доказуемо. Если завели дело — много способов проверить. А если нет, так нет. Так?

Эфраим подался вперед и выдохнул:

— Сможешь узнать сейчас?

— Легко. Сейчас позвоню бывшим сотрудникам, все узнаю.

Санька куда-то позвонил, но судя по всему говорил с секретаршей, а потом доложил, что нужный человек сейчас взять трубку не может, но перезвонит минут через десять.

Умница вдруг улыбнулся. Потом хихикнул. Вскочил. И пояснил:

— Ладно, плевать на чемодан. Ясно, что его уже не вернешь. Саша, как здорово, что ты предложил спорить на полчемодана! Иначе бы я не задумался! А так я прикинул сколько это. Вот смотрите сами. Площадь стодолларовой бумажки — примерно квадратный дециметр. Толщина пачки из ста бумажек — примерно сантиметр. То есть, получается сто тысяч долларов на литр. Боря, что ты на меня так уставился? Ну, по-простому это выходит «лимон» на ведро. А сколько ведер в нашем чемоданчике? Два-три. Фигня же это по сравнению с тем, что Эфраим у Наума увел. Так давайте подарим чемоданчик Сашиным друзьям и честно поделим остальное!

Эфраим молча выслушал Умницу, потом горестно вздохнул:

— Нет у меня больше никаких денег.

— Ха! — заявил Умница. — Ха-ха-ха! Это ты Боре рассказывай. А мне не надо. Математика — наука точная. Вот так спасать вас, а вы… Кстати, мы ведь можем спасти тебя обратно, правда, Боря?

Я молча, с улыбкой театрального критика на премьере, смотрел на все это.

— Да черт побери!.. — заорал Умница.

Но тут зазвонил Санькин мобильник.

— Тихо! — рявкнул Санька.

Мы притихли, прислушиваясь к Санькиному разговору. Но он, изложив суть дела, уже только слушал, ограничиваясь лишь междометиями. Потом поблагодарил, передал приветы, отключился и повернулся к нам:

— Ну что, открыто дело. По статье 186, часть вторая — «Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг, совершенное в крупном размере». От семи до двенадцати лет лишения свободы.

— Ох… бля… ничего себе! — взвыл Умница. — Мало того, что ограбили, так еще и доллары фальшивые подсунули! Это же вообще беспредел! Александр, зачем?

— Затем, — вдруг стыдливо отозвался Плоткин. — Затем, что у меня уже не было нефальшивых.

Мы все уставились на Плоткина с интересом. Правда, Санька и я — с фальшивым. Умница сглотнул. И выдавил:

— То есть… на месте Ронена мог оказаться… я?! По плану «А» я должен был ходить по Москве с чемоданом фальшивых долларов!!! Да и по плану «Б» — тоже… И все за то, что хотел тебе, Эфраим, помочь? Как же так?!

Наступила тяжелая продолжительная пауза. Никто не хотел ее прерывать. Я разглядывал Умницу и думал, стоило ли грузить Саньку с Эфраимом после тяжелого дела еще и этим. И чувствовал, что стоило. А Умница разглядывал потолок, мыслил и мрачнел.

— Боря, — наконец сурово молвил он, пристально в меня вглядываясь, — а ты знал, что деньги фальшивые? Лично ты! Вот что мне интересно.

— А ты сам как думаешь? — спросил я. Мне почему-то это тоже было интересно.

— Я хотел бы думать, что нет. Разочаровываться в друзьях, Боря, это очень больно! — сказал Умница с искренней тоской во взоре. — Особенно в тех, которым не то, что последнюю рубашку, а собственный паспорт отдавал!

Почему-то стыдно мне ну совсем не было. И, видимо, это было заметно. Но и лукавить я не стал:

— Знал.