Неформат

более что он весьма выборочно относится к поэтам. И подчас даёт довольно резкие оценки. Я,

наверное, пристрастен и, грешен, питаю слабость к дерзким и самоуверенным провинциалам. «Из

грязи в князи» – в этом что-то есть! Твой пришелец из Изотовки – это, как выражаются наши

потенциальные противники по ту сторону океана, – классический underdog. Из такого

человеческого материала в условиях загнивающего и умирающего капитализма получаются

министры финансов, а то, глядишь, и президенты. Которые, кстати, силой своего интеллекта и

спасают в энный раз капитализм от неминуемого краха. – На лице Жоры играла сардоническая

улыбка, которая, в более слабой версии, отразилась и на лицах Ляли и Валентины. – И здесь мы

вплотную подходим к нашей проблематике – той, что по эту сторону океана. А именно: каковы

реальные перспективы этого апологета аэродинамики и ярого оппонента тех, кто «с детства не

любил овал, кто с детства угол рисовал»?

Жору, как это часто с ним бывало, увлёк поток вдохновения, и он со скрытой досадой

пожалел, что эти строчки Когана не пришли ему в голову вчера во время поэтического диспута.

– Завод Хруничева – из того немногого, что я знаю, – это космос. Космос – это секретность,

допуски и статус невыездного. Что мало бы меня беспокоило применительно к кому угодно

стороннему. Но у меня зреет и даже вызрел вопрос, о дитя нервной и сторожкой

дипломатической среды! А какие отношения у тебя с этим молодым человеком? – И Жора очень

пронзительно посмотрел на дочь.

Ляля знала этот взгляд отца и была уверена с того момента, как затеяла весь этот визит, что

ей придётся вынести эту непростую очную ставку.

– Отношения? – как можно более ровно эхом откликнулась она. – Дружеские. На уровне

послов. Он ведь интересный, неординарный человек. Ты, по-моему, сам это сказал.

Жора этого не говорил, но Ляля знала, что лучшая защита для неё – это нападение, и

словечко «неординарный» – прямо из лексикона егеря! – пришлось очень даже кстати.

Жору не удалось сбить с темы: он знал, что ставки потенциально могут быть очень высоки:

– Дитя моё, – несколько язвительно среагировал он, – у меня целый отдел интересных

людей. При соответствующем усилии их можно даже назвать неординарными. Но я совсем не

торопился бы открыть им двери своего дома. Или представлять их в объятиях, скажем так, моей

дочери.

Ляля моментально, как в пинг-понге, сообразила, что на «объятия» нужно реагировать, и

причём немедленно. Секундная задержка с ответом с её стороны была бы смертельно опасна: кто

знает, куда могли их завести эти физиологические подробности!

– Причём здесь объятия?! – с хорошо поставленным изумлением воскликнула она. – О них

речь не шла и не идёт!

– Пока, – тут же, без паузы добавил Жора. – Пока не идёт. А дальше?

Ляля решила помолчать в надежде, что отец скажет что-нибудь ещё и ей не придётся

отвечать на вопрос. Но Жора наседал на неё в лучших традициях мидовского переговорщика. –

Этот вопрос беспокоит не только меня, но и мать.

Валентина, доселе сидевшая безмолвно, сказала с некоторой долей заученности:

– Ты сама определилась со своим отношением к нему? Со своими чувствами, если они,

конечно, есть?

– Вот именно, – подхватил Жора, – об этом и речь. У тебя это что-то серьёзное? Ты сама что

обо всём этом думаешь?

– Не знаю, – ответила Ляля и сама удивилась, насколько её ответ близок к истине. – Мы с

ним болтали как-то там, на Чегете, и он рассказал мне о казусе кота Шрёдингера. Вот и моё

отношение – это такой кот.

Жора и Валентина озадаченно посмотрели на дочь, и той ничего не оставалось, как

пуститься в подробные и путаные объяснения:

– Я, честно говоря, сама не до конца поняла, в чём смысл этого эксперимента с

воображаемым котом – так только, в самых общих чертах. А Шрёдингер – это какой-то

австрийский учёный, судя по всему, физик, по имени которого назван эксперимент. Эксперимент,

кстати, сугубо мысленный, в этом как раз для меня и трудность с его пониманием. Главный вопрос

эксперимента, на который нужно дать ответ: распалось ли одно ядро атома, период распада

которого – один час, или нет. По условиям дано, что распад ядра, которое находится в

изолированном металлическом контейнере, приведёт к цепной реакции выделения

сильнодействующего яда, который убьёт кота, сидящего в том же контейнере. С другой стороны,

если ядро не распадётся, то кот останется жив и будет преспокойно сидеть себе в ящике и дальше.

Загвоздка в том, что ящик закрыт, и вы не знаете, жив кот или нет, то есть распался атом или нет, по крайней мере до тех пор, пока не вскроете ящик. До момента вскрытия ящика с равной

степенью вероятности можно одновременно допускать любую из двух взаимоисключающих

версий, – закончила Ляля тираду и сама удивилась тому, как складно и доходчиво объяснила то,

чего сама понять не могла.

– Единственное, что мне импонирует в этом эксперименте, что он сугубо мыслительный. Я

правильно тебя понял? – пробурчал Жора. – То есть никакой реальный кот в результате не

пострадал. Но выводы из твоей аналогии малоуспокаивающие, надо сказать. То есть ты сама

толком не можешь разобраться, в каком состоянии этот твой кот?