Солнце уже готовилось скрыться за сопками, когда я вышел к устью очередной реки, впадавшей в Витим. Тарама – это был уже не ключ, не ручей – метров двенадцать быстрой холодной воды – вроде немного, но глубоко, по камням не перескачешь. Я выругался, но деваться некуда, надо плыть, мне обязательно надо перебраться на тот берег. Еще немного, и я должен выйти к старой метеостанции, там тоже были наши люди. И главное – там была рация, я смогу что-нибудь узнать и сам сообщить новости.
С одеждой было просто, я сложил все в рюкзак и, хорошенько раскрутив, перебросил его на другую сторону. Хуже с карабином, бросать оружие я не рискнул, еще повредишь что-нибудь, крутись потом с одним ножом. Среди застрявшего в прибрежных кустах плавника я нашел старое, побелевшее от дождя и солнца корневище. Корягу принесло весенним половодьем откуда-то сверху. Бросил ее в воду – нормально, плывет. Привязал ремнем «Сайгу» сверху на корягу и, толкая «плавсредство» перед собой, побрел в ледяную воду.
Матерясь и поскальзываясь на камнях, я выскочил из воды на другом берегу. Горные реки и сейчас, в жарком июне, гнали воду из таявших в верховьях ледников, поэтому даже короткое пребывание в такой воде удовольствия не приносило. Я дрожал, кожа посинела и покрылась пупырышками. Как назло, солнце окончательно ушло за гору и сейчас золотило только верхушки лиственниц на противоположном берегу. Я положил винтовку на землю и, как был босиком, помчался по тропе, пробежал метров пятнадцать вниз, в таком же темпе вернулся обратно. Еще раз двадцать присел и почувствовал, что немного согрелся. Обтерся футболкой и стал одеваться. В это время мой слух уловил какой-то отголосок, оттенок шума, которого не должно быть в дикой природе. Я застыл и прислушался – так и есть: теперь я явно расслышал булькающий звук мотора, уходящий в воду. Где-то шла моторка, и шла она вниз по течению, туда, куда шел и я. Раньше бы я обрадовался, попутная лодка, подвезли бы меня, сколько смогли. Но теперь, после убийства дядьки и разгромленной базы, все изменилось, и на лодке вполне могли быть враги. Я усмехнулся – дожил, блин, в родной тайге у меня теперь появились враги. Как на войне. Однако шутки шутками, а на трупы на сегодня я уже нагляделся достаточно, надо быть осторожным. Схватил остатки одежды, карабин и подался вглубь кустов, дальше от берега.
В оптику «Сайги» я разглядел моторку, на сердце сразу стало спокойнее – я узнал ее. Длинная тяжелая деревянная лодка, черная от недавней пропитки битумом – такая в здешних местах была одна. Медленно, но верно дюраль и пластик победили дерево. Хотя по берегам у деревень еще доживали свой век немало дощатых лодок, на настоящее дело, в дальний путь на них уже не ходили. Тяжелые и неуклюжие посудины, моторы под ними съедали столько горючего, что можно было разориться.
Хозяин этой лодки – я его знал уже давно – был человеком, что называется, не совсем обычным. Хотя большинство людей выражались гораздо проще и прямо говорили, что он чокнутый. Что при его судьбе, в общем-то, неудивительно. Когда-то очень давно, в конце шестидесятых годов прошлого века молодой геолог Алексей Селин, сейчас Леха-Поп, работал на горном прииске. Все было нормально: жена, двое детей – две девочки-близняшки – и «устроенный» быт советского горного прииска. Однако в один момент все перевернулось – он был на штольне в ночную, когда на приисковый поселок сошла лавина. Когда откопали их балок, все были уже мертвы, и дети, и жена. Вот после этого Леха и ударился в религию. Но не в обычное христианство или какую-нибудь секту – их, наверное, и не было тогда в нашем районе – нет, Алексей выдумал какую-то свою. Он ушел с работы, поселился на берегу Витима, в брошенном поселке сплавщиков, и несмотря на увещевания участкового, который изредка навещал его, больше он на работу никогда не устраивался. Жил он с тайги, охотился, рыбачил, и постепенно все привыкли, что где-то там, у черта на куличках живет человек, у которого всегда можно остановиться в путешествии по Витиму. А в годы перестройки и после о нем и совсем забыли.
Я узнал его уже совсем старым, мы с Росомахой пару раз ночевали у него в избушке. Дядька и рассказал мне его историю. На первый взгляд Леха совсем не производил впечатления религиозного отшельника: грузный, высокий старик с седыми длинными волосами, которые он собирал пучком на затылке. Он не отказался выпить с нами, но когда, выпив, он заговорил, дядька подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Да, действительно, Леха начал проповедовать такую абсолютно непонятную тему, что я постарался скорей заснуть. Во всем остальном это был обычный мужик, нелюдимый, но таких много.