Нефрит. Огонь. Золото

Старуха подается вперед и, схватив меня за руку, внимательно всматривается в ладонь.

– Интересно. Видишь ли, золотко, в древнем манускрипте есть слово, похожее на твое имя. В зависимости от начертания оно может означать мир… или тьму.

Несмотря на удушающую жару, по позвоночнику вдруг пробегает холодок. Я резко высвобождаю ладонь из ее рук и поспешно шагаю к другому ряду шатров, спиной ощущая нацеленный на меня взгляд.

После непродолжительных поисков замечаю поспешно нацарапанные на деревянной табличке символы, гласящие:

«Продаем и покупаем антиквариат и безделушки».

В этом шатре царит беспорядок, а купец ведет яростный торг с двумя дородными дядьками, которые пытаются добиться лучшей для себя цены и, похоже, скоро получат желаемое.

Хорошая мишень.

Подойдя ближе к одному из длинных столов, на которых выставлены товары, я принимаюсь рассматривать их. Меня искушает абак [7] с костяшками из красного дерева и идущим по краям узором в виде тонких золотых листочков. Как и бронзовые ритуальные сосуды разного размера, и хрупкие фарфоровые чашки, расписанные кобальтово-синими цветами. Без сомнения, все эти вещицы награблены в домах знати в военное время.

С какой легкостью я могла бы стянуть что-нибудь! Но нельзя! Я пришла сюда, чтобы продать свой нефритовый перстень, а не красть побрякушки.

Однако я не спешу доставать кожаный мешочек из кармана, тереблю его пальцами. Не хочется расставаться с единственным доказательством того, что мои родители вообще существовали на свете. Что некогда я была чьей-то дочерью. Я делаю глубокий вдох, и боль в груди отступает. То было прежде. Важно лишь настоящее. Нужно выбросить из головы мысли о прошлом. Аме требуется лекарство, и единственный способ добыть денег для его покупки – продать перстень.

Поворачиваясь к купцу, я замечаю вспышку красного.

На самом краю другого стола лежит цзянь [8], поистине прекрасное оружие с длинным узким лезвием и тонким острием. Мягкое серебристо-серое сияние металла говорит о том, что меч выкован из иноземного металла, какого не сыскать в нашем бедном засушливом регионе. Мое внимание привлек кроваво-красный рубин, украшающий изящную рукоятку. Вероятно, за него, обладающего таким насыщенным цветом, дадут хорошую цену. А ведь его несложно продать. Пожевывая внутреннюю сторону щеки, я сосредоточенно размышляю.

Продать перстень или украсть меч?

Купец лихорадочно копается в большом деревянном ящике и, звякая металлом, достает еще какой-то интересующий дородных покупателей предмет. Должно быть, что-то важное, судя по тому, с какой поспешностью дядьки поворачиваются ко мне спиной, чтобы изучить новое сокровище.

Я опускаю кожаный мешочек обратно в карман, беру меч и шагаю к выходу из шатра, готовясь спрятать добычу под одеждой. Пульс у меня учащается. Когда я уже решаю, что удалось безнаказанно улизнуть, сзади раздается крик:

– Где мой меч?

И это точно не купец.

«Проклятие! Неужели я обокрала этих дородных дядек»?

– Где он? – завывает зычный голос.

Я заставляю себя шагать, не сбавляя темпа. Бежать уже поздно, иначе станет слишком очевидно.

– Он лежал вот здесь! – подобострастно лопочет купец.

– Эй ты, девчонка с косами, а ну-ка, повернись!

Замерев на месте, я лихорадочно обвожу глазами толпу.

Увы, но единственная, кто подходит под это описание, – это я сама.

Кровь в жилах ускоряет бег, когда я ныряю за прилавки. Лавируя между шатрами и расталкивая людей, я несусь через площадь. Вслед мне летят крики и проклятия. Наконец я заворачиваю за угол…и о боги! Путь мне преграждает неспешно бредущий караван верблюдов. Погонщик тянет за веревку, которой животные связаны друг с другом, но упрямцы не желают поторопиться, поэтому я мчусь в другом направлении.

Улицы становятся все более безлюдными, а у меня от быстрого бега начинает колоть в боку. Я оборачиваюсь с надеждой, что оторвалась от преследователей, но на некотором расстоянии от себя замечаю две мужские фигуры. Не разбирая дороги, ныряю в какой-то переулок. Споткнувшись о деревянные бочки, падаю на землю. Выставляю перед собой руки, обдирая их о грубые камни. Поднимаю голову и не могу сдержать ругательство.

Я в тупике.

Путь к свободе преграждает десятифутовая стена. Подползаю к ней и пытаюсь ногой нащупать выемки, но она оказывается на редкость ровной. Даже если удастся вскарабкаться на нее, можно сломать ногу, спускаясь с противоположной стороны. Видят боги, мне нельзя этого допустить, но иного выбора нет.

Не успеваю я даже попытаться, как сзади раздаются шаги. Мой желудок камнем устремляется вниз. Преследователи догнали меня и теперь преграждают единственный выход из переулка.

Эх, все же следовало продать треклятый перстень. Поддалась сентиментальности, и теперь приходится расплачиваться.