Нефритовая лошадь Пржевальского

Сучок долго ругался («Ну, Жора, ну, сука…), рассказывал всякими словами, что он с Жорой сделает после его возвращения. Потом успокоились, стали ждать… Жрать, однако, хотелось, потому что еда кончилась еще утром, и водка тоже. К вечеру приплыл этот хмырь, который очень расстроился, не найдя Жору с мальчишкой, однако забрал Сучка с Гусем, вывез их с острова (а попробовал бы не вывезти!). Он же принес им еды и четвертинку водки (а попробовал бы не принести!). Обеспечив их, он сам отчалил. Скатертью дорожка!

Сучок с Гусем долго закусывали в лесу, но почти не пили, там и нечего было… Как стемнело, пошли на дело. Оно было самое простое: по заказу одного бобра из Москвы они уже спалили практически нежилую деревню (под пансионат бобру это место понадобилось), да два дома остались – спасли пожарные: дед Кузьмич, падла, рано засуетился, вызвал. Бобер платить отказался, пока все не спалят. «Дело-то не кончено. Когда будет сделано – тогда заплачу», – сказал он. Ну ладно, им нетрудно. Теперь очень кстати старуху кто-то убил, так там вообще только один жилой дом остался. Все ж Сучок настоял подождать ночи, чтоб уж точно хозяева спали – чтоб наверняка спалить, а не как в прошлый раз.

Поскольку пришли рановато, отсиделись в бункере возле деревни.

– Смотри, Валя-с-фестиваля совсем недавно тут была, – сказал Гусь, посветив фонариком. – Лопухов настелила, бутылку от воды оставила.

Посидели там часа два: допили водку, что оставалась. Пошли уже в двенадцать, старики точно спят… Сложность была только одна: у стариков собака имеется, маленькая, однако голосистая. Поэтому поджечь решили вначале нежилой дом, где убили учителку. Они близко расположены, ветром огонь перенесет быстро. Оба дома стояли неосвещенные. Подходили тихо, но проклятая собака услышала – залаяла, подбежала к ним. Гусь ее пырнул под лопатку – сразу замолкла. Стариков не успела разбудить.

Сучок уже доставал керосин и зажигалку, как вдруг их осветил яркий свет фонарика. Самого светившего почти не было видно, лишь неясное очертание мужской фигуры – не слишком мощной на вид.

– Руки вверх, – сказал мужик и наставил на них что-то, в темноте не видно, но вроде пистолет. Мент, что ли? Откуда он взялся?! Сучок выбил у него из руки пистолет, да тот не дурак, грамотно увернулся (мент, точно!), они сцепились. Гусь фонариком посветил вокруг – пистолет забрать, нет никакого пистолета, палка валяется, обманул, гад! Может, и не мент, старый, кажется. Сучок меж тем извернулся и нож достал. Придется мокряк сделать – ладно, сгорит вместе с домом. Гусь не вмешивался – Сучок сам справится. Вдруг Сучок охнул и отлетел на метр, не меньше: еще какой-то мент появился, этот огромный, наоборот, звезданул Сучка ногой, тот и отлетел. Гусь фонариком ему в лицо, чтоб ослепить хоть на время, да и разглядел: батюшки, Искусствовед! Сучок меж тем поднимался, за живот держась, тоже узнал.

– Жора, сука, гад! – Мат трехэтажный, это Сучок умеет. И на Жору с ножом кинулся.

Меж тем старик-мент успел подняться, нож из рук у Сучка выбил. Гусь нож поднял, на Жору тоже пошел, а старик опять с Сучком сцепился. Вдруг из хаты баба выбежала и давай из пистолета палить в темноте без разбора, Гусю руку зацепило. Да сколько ж их тут?!

Глава 32. Развязка

Капризный тон не шел Коле, он был ему несвойствен. Тетя Леля растерялась.

– Сейчас, сейчас, детка, – автоматически бормотала она, пытаясь что-то сообразить. А потом к ней вернулся ум. Бандит – убийца и похититель детей – удрал по ее вине, а Потапов на улице без пистолета! Бандит – громила, огромного роста и силушки, видно, немереной, Потапов с ним не справится.

– Сиди здесь, Коля, не выходи на улицу! Я сейчас! – бросила она и, схватив потаповский пистолет, вышла из дома.

Фонарика у нее не было. При свете звезд она увидела фигуры. Четверо мужчин дрались. Лиц она, конечно, не различала, тем более что рассматривать было некогда. Вон тот, кажется, Потапов. И Леля стала стрелять в остальных троих, но не на поражение – просто в ту сторону, наугад. Один заорал и схватился за плечо. Остальные подняли руки. Распахнулась дверь дома Дондуковых, и оттуда вылетели с ружьями и криками сначала Ульяна Васильевна, а за ней Григорий Кузьмич.

Под тройным вооруженным конвоем плюс невооруженный бывший участковый Потапов отвели троих преступников – Глухова и его подельников – в дом покойной Натальи Ивановны. Там Леля осталась с Колей в кухне, остальные прошли в комнату. Коля плакал и кричал, что «дядя Жора не виноват, он хороший!». Тетя Леля, обнимая его и гладя по голове, повторяла: «Успокойся, мальчик, мы тебя вылечим. Я к доктору хорошему отведу, он поможет», – и готовила гренки.