Нефритовые четки

Очнулся он от ноющей боли в темени, которая при этом была не лишена своеобразной приятности. Прежде чем открыть глаза, Фандорин попытался разобраться в природе этого странного ощущения – и разобрался. Резь смягчали и компенсировали два обстоятельства: холод и тепло. Причём холодом обволакивало самый источник боли, что лишало её остроты, а тепло шло снизу, от затылка и шеи.

И лишь в следующее мгновение, разлепив тяжёлые веки, коллежский асессор понял, что лежит на траве, в том же месте, где упал. Его голова покоится на коленях у сидящей Сатоко и обвязана мокрой холодной тканью. Осторожно коснувшись пальцами темени, вице-консул обнаружил там изрядную шишку и наконец всё вспомнил.

«Что со мной случилось?» – хотел он спросить, но вдова Мэйтана нарушила молчание первой.

– Мне не спалось. Опять. Каждую ночь не могу уснуть, всё тянет к этому проклятому месту. Я пришла. Увидела на траве белое. Сначала подумала, вернулся муж. Но это были вы. Что с вами стряслось? На вас напал Сигумо?

Поняв, что Сатоко на его вопрос не ответит, Эраст Петрович сел, а потом и поднялся на ноги. Он понемногу приходил в себя. Ушиб, но сотрясения, кажется, нет, поставил он диагноз самому себе и о шишке больше не думал. Череп у дипломата был крепкий.

Приблизившись к яблоне, на которой давеча висела Эми Тэрада, коллежский асессор внимательно рассмотрел сук, но никаких следов не обнаружил. Ветка была толстая, покрытая грубой корой. Ни царапины, ни примятых листьев.

– Вы перевязали мне голову… – сказал он, вернувшись к Сатоко. – Как это странно…

– Что странно?

– Всё. Здесь всё странно. Разумеется, никакой чертовщины, но очень уж по-японски…

– Никакой чертовщины? – переспросила она.

Фандорин сел на траву напротив Сатоко и заговорил с ней доверительным тоном, как с доброй знакомой, каковой вдова бывшего сослуживца, собственно, и являлась.

– Собаки у сточной канавы. Это раз. Ледяная вода в бочке. Это два.

– Что это значит? – напряжённо сдвинула брови Сатоко.

– Послушника Араки удивило необычное поведение б-бродячих псов, которые сгрудились у сточной канавы и были очень возбуждены. Я сразу заподозрил, что туда слили кровь убитого. Уверен, что анализ почвы это подтвердит. – Эраст Петрович достал из широкого рукава маленький мешочек. – Если так, то, значит, никакого оборотня не было. И второе: Араки сказал, что вода в бочке была ледяной. Он вышел в сад на рассвете, то есть примерно через четыре часа после смерти Мэйтана. За это время вода до такой степени не остыла бы. Уж во всяком случае она не стала бы ледяной – сейчас лето, ночи тёплые. Кто-то выпустил у Мэйтана всю кровь, потом вычерпал замутнённую воду и вылил её в сточную канаву, а взамен из колодца принёс свежей воды, холодной. Мне оставалось лишь установить, кто это сделал.

– Тот, кто ударил вас? – показала Сатоко на перевязанную голову вице-консула. – Но ведь вы не видели этого человека.

– Не видел, – пожал плечами Фандорин, – но догадаться нетрудно. Вон на том дереве, в неком подобии люльки, висела госпожа Тэрада. Я был слишком ошарашен этим п-причудливым зрелищем, иначе непременно сообразил бы, что её верный носильщик Кэнкити должен быть где-то неподалёку. К тому же он единственный, кто мог нанести мне удар сверху – ведь этот детина выше меня ростом.

– Тэрада-сан? – воскликнула Сатоко. – Так это она умертвила моего мужа?

– Ну что вы. Малютка Эми просто слишком любопытна. Услышав, что нынче ночью я собираюсь устроить охоту на Сигумо, она заранее заняла удобное место в б-бельэтаже. А Кэнкити набросился на меня, подумав, что я хочу причинить вред его обожаемой госпоже. Нет, Тэрада-сан здесь ни при чём. Хотя барышня она исключительно неприятная. Испорченная, капризная, злая, да и смотреть на неё, прямо скажем, удовольствие сомнительное. Не понимаю, почему вы с ней дружите?

– Я скажу, – ответила Сатоко, опустив голову. – Когда я вижу Тэраду-сан, мне становится легче… Моя Акико перестаёт казаться мне самым несчастным существом на свете… Но если это была не Тэрада-сан, то кто же?