Нефритовые сны

Минутой позже я лежал в постели между двумя девчушками – шестнадцати– и четырнадцатилетней. Они прижимались ко мне с двух сторон – прижимались, чтобы было теплее, чтобы всем уместиться под узеньким байковым одеяльцем. Это было совсем на то единение тел и душ, какое я вынашивал в своих заоблачных мечтах. Я и сам казался себе сделанным из пластмассы. Как все примитивно просто, думал я, никаких стараний, талантов не требуется, никаких усилий: выпили, поплясали, подмылись – и «за дело», как говаривает Тимофей.

После того случая я, вечный искатель разнообразия и ночных приключений, упорно уклонялся от последующих приглашений Сержа. И вообще твердо решил обходиться в дальнейшем без компаньонов с их отработанными схемами.

Интересно, что по истечении времени впечатления той ночи словно бы отфильтровались. Показная грубость, сквернословие, цинизм тех четырех малолетних шлюшек как будто сшелушились с них, и остался некий более светлый образ юных особ с их задором, легкостью, непосредственностью, с их… обделенностью (а может, и обреченностью). Тo были золушки, которым, прежде чем мыть их в душе и обтирать «папиным» полотенцем, следовало бы почистить и проветрить мозги, вытряхнуть набившуюся туда пыль, копоть, все напускное, подражательное. И кто знает, может, тогда они обрели бы ненавязчивую жемчужную прелесть?…

Лист XVII

Признаться, меня никогда не интересовали отношения других мужчин с женщинами, а тем более их соображения насчет этих отношений. Но все же пришлось однажды такие соображения выслушивать.

В один неудачный вечер, после того, как я проводил очередную свою знакомку почти на окраину города и не был впущен в дом, я возвращался в полупустом троллейбусе, замкнувшийся в себе, прислушивающийся к глубоко грустной музыке внутри себя, красивой музыке неутоленности. «Наверное, в таком состоянии композиторы и создают свои лучшие произведения», – подумал я с иронической улыбкой.

И вот приблизительно на половине пути ко мне подсел взлохмаченный дерганый мужичонка. Не знаю, чем я привлек его к себе и чем вызвал на откровенность, но он всю дорогу говорил мне о проблемах взаимоотношений мужчин и женщин. Я слушал кивая и приподнимая брови, как будто этот вопрос был мне совсем не ведом. И надо заметить, для меня и впрямь приоткрылись малознакомые стороны этих отношений – то, как они смотрятся с высоты (или с глубины) прожитых лет, глазами людей, устроенных не так, как я.

– Жизнь и кино – разные вещи, – убеждал меня собеседник. – Это только в кино так бывает: мужик бабу увидал – у него уже, как лом, хоть стену пробивай. А на самом деле мужики часто совсем не такие герои, как представляют себя в разговорах. Послушать женщин, так они между собой жалуются: у одной переночевал морячок и ушел, так ничего и не сделал; у другой хахаль сразу кончил, и все на этом. У меня тоже редко с какой бабой с первого раза хорошо получается. Обычно со второго, а то и с третьего. И от комплекции это не зависит. У нас водила один работает, здоровенный, как буйвол, рожа – три моих. Я ему говорю: «Ты, говорю, такой здоровяк! Вот баб, наверное, дерешь!» А он мне: «Какие бабы! Тo стоит, то не стоит… Я к ним и подходить боюсь. А то еще опозоришься только, начнут везде рассказывать… Так что живу с женой и баста».

– Так-то вот, – поучительно изрек попутчик. – А женщин разве поймешь? – продолжал он развивать свою философию. – Сейчас молодые девчонки смотрят, не какой ты, а что на тебе надето, какая у тебя тачка, и что в квартире: компьютер, видик… Для нее кайф – развалиться в кресле, курить дорогие сигареты, музычку слушать, попсу всякую, ликерчик попивать, а потом подружкам рассказывать: «Была тут у одного дурака (они же всех нас дураками называют) – „мартини“ угощал, порнушку смотрели – кайф!» Сам ты можешь быть последним кретином, городить ахинею – для нее это не важно. А бабы постарше… – в большинстве, и поглядеть не на что. На вечерах «Кому за тридцать» они рядами вдоль стен стоят, на все согласные. Но кому они нужны! Все хотят молоденьких… – Он печально покачал головой, как бы сочувствуя женщинам, которым за тридцать. – Ну, была у меня одна молоденькая. Сколько у меня с ней связь длилась – за все время ни разу не спросила: «Как ты, Коля? Как живешь?» И вот уже полгода у меня ни одной не было. И не охота опять какую-нибудь дуру к себе тащить. Ведь мне уже сорок. Еще каких-нибудь десять лет… – и он скорбно вздохнул, посмотрел на мельтешащие за стеклом огни автомобилей и добавил: – Да… Что еще я понял… Женщина не всегда даст мужику, который ей нравится или, по крайней мере, не сразу даст, помучит, заставит поувиваться, зато – даже очень приличная, красивая – может легко отдаться какому-нибудь дебилу, полуживотному с вонючими носками, у которого яйца заместо мозгов, – говорящий в сердцах сплюнул под сиденье. – Ей перед таким не стыдно. Для нее он – все равно что инструмент, вибратор, всегда готовый к действию.