Нефритовый кубок

– Его милость месьор Рекифес проведал стороной, что перекупщики лотоса нынче встречают караван из Турана с товаром, – продолжал словоохотливый стражник, напрочь не замечая страданий киммерийца. – Бел его разберет, как прознал. Кто-нибудь из задержанных разболтал, небось, в надежде пораньше выбраться из-за решетки. И понеслось, как водится – облавы, засады… Всех разогнали, один я сижу тут, да еще вон та ошибка Создателя дожидается, покуда его в Алронг не сведут… Кончай завывать, непотребство ходячее! Слышал, что говорю?!

Последние слова относились к обитателю железной клетки, жалобно выводившему куплет за куплетом:

Заржавленные латы
Готовы развали-иться,
Изъедены до дырок стальные сапоги.
Дорог не выбира-ая,
Блуждает сонный рыцарь,
И конь,
И конь,
Хромой на три ноги…

Услышав окрик десятника, певец поднял голову и в самых образных выражениях пояснил, куда вышеупомянутый Тарбад может отправляться.

– Ну, я ему сейчас, – вскипел стражник, поднимаясь с табурета и вытаскивая из-за пояса тяжелую деревянную дубинку.

– Погоди-ка, – остановил грядущее справедливое возмездие Конан. – За что он тут?

– Этот? С поличным его взяли, при всех отягчающих. Сунулся у заезжего купца из Зингары кошель резать, купчина его за руку и схватил. А он, курицын сын, нет бы миром сдаться или блажного изобразить, чтоб не слишком били – зингарца кастетом в ухо, да бежать. Прямо на патруль и наскочил. Пока ребята его вязали, крыл их распоследними словами… Словом, сам себе яму вырыл.

– Вот негодяй, – сочувственно произнес варвар. – И что теперь с ним будет?

Тарбад наморщил лоб в мучительной попытке припомнить «Уложение о Наказаниях».

– Хм… Схвачен на карманной покраже – это раз. Три луны в Садке, и к гадалке не ходи. Зингарцу башку проломил. Опять же, оскорблял при исполнении, пытался скрыться… Это два и три. Так что, Конан, выйдет по совокупности не менее года взаперти с предварительным прилюдным бичеванием. Ежели вдобавок купчина заявит, что от удара приключился значительный ущерб его драгоценному здоровью, то согласно параграфа шестого «О членовредительстве», – десятник внушительно уставил в потолок толстый указательный палец, – виновному в упомянутом повреждении здоровья палач производит публичное усекновение правой руки на ладонь ниже локтя с прижиганием. Во как, братец, порядок-то надо наводить!

– Сурово, – уважительно признал Конан. Незадачливый воришка, подвинувшийся ближе к решетке и напряженно слушавший, побледнел как полотно – даже в полутьме было заметно.

– Это если следовать букве закона, – продолжал стражник, похлопывая по левой ладони увесистой палкой. – А ежели духу, то сейчас я его, верблюда шелудивого, вразумлю по-отечески за поношения его богомерзкие, чтоб доблестную городскую стражу впредь безмерно уважал и рот свой паршивый держал на замке… Пяти горячих в самый раз будет, как думаешь, Конан?

– Такому-то мерзавцу? – хмыкнул Конан. – Самое малое семь. Управишься сам, почтенный, или помочь?

– Да уж как-нибудь, – ухмыльнулся десятник. Тот, о ком шла речь, отодвинулся в самый дальний угол клетки и оттуда обрушил на будущих экзекуторов поток отборной брани. Впрочем, как ни удивительно, большая часть его цветистых эпитетов предназначалась не седоусому ветерану, а именно киммерийцу. Тарбад только изумленно покрутил головой.

– Эй, ты себе этак на вечную каторгу наговоришь, – прикрикнул он, когда поток ругательств иссяк. – Ну и кроет! Слушай, Конан, у вас с ним, случаем, личных счетов не имеется?

– Есть немного, – сумрачно признался варвар, разглядывая злосчастного воришку, злобно посверкивающего глазами на человекоохранителей.

– Так, может, ты его и поучишь уму-разуму? Парень ты здоровенный… – Тарбад протянул Конану дубинку, которую варвар взял без лишних вопросов, а сам уютно устроился в отдалении с кружечкой шемского, дабы со всеми возможными удобствами созерцать поучительное зрелище.

Конан отпер решетку и вошел в клетку, с задумчивым видом поигрывая палкой.

Ши смотрел на него с ненавистью. В точности загнанная в тупик и щелкающая мелкими зубами крыса.

Начинать вразумление юный блюститель, к некоторому разочарованию Тарбада, не спешил. Он присел на прикованные к стене нары напротив задержанного, грустно посмотрел на Ши, вздохнул и произнес:

– Говорил я тебе: сходи в храм Бела, помолись на удачу. Признавайся, не ходил?

– А катись ты… – злобно прошипел бывший приятель.

– Ши, – внезапно поинтересовался Конан, – ты Шадизар хорошо знаешь?

– Как свои пять пальцев, – несколько озадаченно ответствовал карманник и, спохватившись, снова разозлился: – Ты мне зубы не заговаривай! Кто бы мог подумать, что с такой скотиной я под одной крышей…

– Да, – вздохнул киммериец. – Опять же, ты мне сорок монет должен…

– …и если ты собрался отомстить за старые проделки…

– …да и Шетаси у лекарей застрял надолго…

– …то имей в виду, что поступаешь, как настоящая варварская свинья, и я Диери непременно про твои…